Наваждение – книга 1
Шрифт:
– Платье для представления ко двору – цвета слоновой кости, – решительно проговорила мастерица Нимэ, – оттенка занимающейся утренней зари. И чуть-чуть, буквально самую малость золотого шитья на подоле и шлейфе. И никакого другого цвета. Тогда мы добьемся эффекта необычайной простоты и вместе с тем элегантности. Мягкие плавные линии, едва намекающие на некоторую легкомысленность. Вот так.
Карандаш заскользил по бумаге, и фигура приобрела очертания. Элистэ вглядывалась в рисунок, а Аврелия и Кэрт украдкой смотрели через ее плечо.
– С ее ростом и осанкой это будет хорошо. Низкий вырез. Никаких драгоценностей. Волосы подобраны кверху, маленькая шляпка без украшений, много перьев, но не длинных. Таким образом, все детали туалета направляют взгляд туда, куда нам нужно, и к тому, что мы желаем подчеркнуть, –
– Платье, конечно, прелестное, но слишком уж обыкновенное, не так ли?
– вмешалась Аврелия. – Разве какие-нибудь ленты и парочка буфов не сделают его наряднее? Цвет Утраченной Невинности – последний крик моды – наверняка подойдет моей кузине. А ожерелье и серьги в придачу смотрелись бы очень изящно. По-моему…
Те же самые сомнения возникли и у самой Элистэ, но здесь, в этом храме моды, она не осмелилась обратиться к его священнослужителям и сейчас была рада, что придержала язык, ибо Цераленн и мастерица Нимэ с холодным презрением одновременно взглянули на юную девицу.
– Аврелия, ты несносна, – бросила Цераленн. – Мастерица Нимэ создает наряды с истинно художественным вкусом. И если ты не способна понять эту утонченность и гармоничность – тем хуже для тебя. И вообще помолчи!
– Но, бабуля! Я не имела в виду ничего дурного. Могу поклясться, что платье получится очаровательным. Но все же, когда я буду шить платье для представления ко двору, уверена – мастерица Нимэ подчеркнет мою индивидуальность более ярким цветом, сверкающими драгоценностями и всякими привлекательными…
– Хватит! – грохнула тростью об пол Цераленн. – Глупая девчонка, тебе только в куклы играть!
– В куклы – мне? В куклы, о Чары! – Аврелия застыла в оскорбленном молчании.
Цераленн и мастерица Нимэ продолжили прерванную беседу, склонившись над эскизами и образцами тканей. Элистэ устроилась поблизости и с огромным любопытством наблюдала за созданием платьев: утренних, дневных, для обеда, для танцев. Ее мнения никто не спрашивал, но напуганная царившей здесь атмосферой, Элистэ даже не обиделась. Все равно на это бы никто не обратил внимания.
В умении мастерицы Нимэ видеть, в ее чутье было что-то мистическое. При всей своей неискушенности, Элистэ понимала, что перед ней истинный талант, к тому же направленный ей на пользу. Неподвижная, как один из гипсовых манекенов, она не вмешивалась в разговор.
Наконец они закончили. Перед мастерицей Нимэ лежала груда рисунков и кусочков тканей самых нежнейших оттенков: цвета слоновой кости, персикового, розового, дымчато-аметистового и малинового. Список необходимого составили, обсудили и окончательно утвердили. Графиня во Рувиньяк и мастерица Нимэ подняли свои почтенные головы с видом полнейшего взаимного удовлетворения и уважения, чуть ли не расположения. Образцы тканей собрали и пометили, и тут мастерица Нимэ всех удивила. Под влиянием творческого импульса, вызванного юностью и многообещающей красотой своей клиентки, модистка объявила, что сама будет осуществлять художественное руководство. Что никому не доверит отделывать шляпы в ансамбль к платьям – всем займется сама.
Это действительно была огромная честь и, кроме того, сэкономило уйму драгоценного времени. Последнее казалось более существенно, так как Элистэ устала и чувствовала странное раздражение. Она уже сообразила, что заказы платьев и примерки – два наиглавнейших занятия следящей за модой женщины – быстро надоедают. К тому же с ней, молодой незамужней девушкой, не имеющей никакого авторитета, обращались почти как с ребенком, как с куклой, – ее собственные вкусы не учитывались вовсе, а это ужасно выводило из себя. Она чуть не взорвалась от возмущения, но ради собственного блага следовало со всем соглашаться. Да и видимого повода для обид у нее не имелось, даже совсем наоборот – ее новый гардероб обещал быть великолепным. И девушка благоразумно кивала и молча соглашалась. Зрелище множества рисунков и кусочков тканей – на сей раз в сочетании с шелковыми цветами, перьями и дымчато-пастельными облаками кружев для вуали – выглядело столь причудливо и экстравагантно, что Элистэ снова забыла обо всем на свете, и только голодное урчание в животе Кэрт напомнило ей о течении времени.
Они оставили салон мастерицы Нимэ, когда день был уже в полном разгаре. Цераленн предложила пообедать в кафе, пользующемся хорошей репутацией, –
Между этой улицей и Новыми Аркадами находился Королевский театр – весь в окружении кофеен, винных лавок, таверн и кондитерских. Здесь собирались прожорливые, как крысы, нищие, чтобы приставать к богатым посетителям театра. Сюда часто приходили политические смутьяны, чтобы обсудить последние новости и несчастья. А сегодня, по какой-то причине, движение здесь вообще остановилось. Экипажи стояли на месте, дорогу преградила толпа возбужденных людей. Карета замедлила ход. Вперед двигаться стало невозможно, а свернуть было некуда. Трость мадам Цераленн колотила в крышу карсты совершенно напрасно.
Элистэ высунулась в окно, Аврелия и Кэрт сделали то же, одна Цераленн сидела неподвижно, преувеличенно прямо держа шею и спину и холодно глядя перед собой. Карета застряла в Кривом проулке, всего в нескольких дюжинах ярдов от театра. Двуколки и кареты терялись, как острова, среди бушующего человеческого моря. Сотни горожан, в большинстве своем оборванцы, толпились вокруг. Элистэ оглядывалась с интересом, но немного нетерпеливо, потому что очень хотела есть. Многие горожане держали и руках желтоватые листки бумаги с печатным текстом, а может, дешевую газету, в общем – что-то в этом роде. Несмотря на свои размеры, толпа была на редкость безмолвна. Обычно болтающие почти без остановки шерринцы почему-то молчали. Тут Элистэ различила одинокий голос оратора Она пробежала взглядом по толпе и недалеко от себя увидела позеленевшую от древности бронзовую статую легендарного Виомента – великого актера, запечатленного декламирующим трагедию. Виомент стоял на массивном гранитном постаменте, а прямо под боком у него примостился бедно одетый юноша в широких штанах, расстегнутой рубашке и мягкой студенческой шапочке. Юноша держал все тот же невзрачный лист бумаги и громко читал текст толпе, в большинстве своем неграмотной. Понадобилось некоторое время, прежде чем смысл начал доходить до неподготовленной к подобному Элистэ. Когда же она поняла, у нее перехватило дыхание.
Это были нападки на королеву Лаллазай. Написанная грубейшим слогом прокламация обвиняла королеву-иностранку в распутстве, продажности и разных других преступлениях против народа Вонара. Невзирая на свою развязность, а может быть – благодаря ей, сочный и энергичный язык прокламации приковал к себе внимание толпы. Элистэ сама слушала как завороженная, хотя все внутри у нее кипело от возмущения. Она ни на йоту не верила тому, что королева Лаллазай переслала чуть ли не со всеми офицерами Королевской гвардии; тому, что существует позорный Пурпурный кабинет, в котором собраны плетки, разные орудия для возбуждения плоти, цепи и наручники из чистого золота, инкрустированные бриллиантами и изумрудами. Элистэ не верила, что Лаллазай виновна в кровосмешении и скотоложстве; даже если действительно существовал любовник по прозвищу Королевский Жеребец, было сомнительно, что эту кличку можно толковать буквально. Она не верила, что королева участвует о оргиях, а днем развлекается в постели со своей подругой – юной принцессой в'Ариан или совращает мальчиков, едва достигших половой зрелости. Ни одному из этих обвинений Элистэ не могла поверить, но перестать слушать тоже не могла. Кэрт и Аврелия также застыли, словно загипнотизированные. Кэрт сидела с широко открытым ртом, а Аврелия чуть ли не по пояс высунулась из окна, стараясь не пропустить ни единого слова. Одна лишь Цераленн оставалась несгибаемо прямой, неподвижной и явно глухой к происходящему.