Наваждение страсти

Крейг Джэсмин

«Он не мог снова жениться, потому что беззаветно любил Фатиму, – с горечью подумала Шарлотта. – А теперь из-за коварства сэра Клайва ему пришлось жениться на мне, хотя он вовсе этого не хотел».

Шарлотта отвернулась, скрывая слезы, так некстати навернувшиеся на глаза. Ладно, она не будет мучить его вопросами про Фатиму. Лучше вернуть беседу в более спокойное русло и поговорить о политике. Обсуждать бои в Греции и Египте гораздо безопаснее, чем вспоминать любимую жену, безвременно отошедшую в мир иной.

– Однако я до сих пор не понимаю, что вы делали в Англии, –

с трудом сдерживая слезы, говорила Шарлотта.

Александр помрачнел, решив, что у нее нет ни малейшего интереса к его личной жизни. А он-то надеялся рассказать про свои сложные отношения с религией и обычаями предков! Впрочем, если рассуждать логически, то какой ей резон обременять себя ненужным знанием? Какая Шарлотте разница, что он всю жизнь разрывается между желанием остаться верным отцу и обещанием исповедовать христианство – обещанием, данным когда-то матери? И какое Шарлотте дело до того, что он чувствует себя виноватым в гибели преданной ему малышки Фатимы? Шарлотте хочется одного – поскорее вернуться в ее любимую, родную Англию. И разве можно ее за это осуждать?

Александр нервно взъерошил волосы и сунул руки в карманы кафтана. Черт побери! Если она хочет разговаривать о политике – пожалуйста!

– Только крупные державы способны прекратить кровопролитие в Греции. Если мне удастся добиться встречи с султаном, я скажу ему, что мистер Каннинг – его последняя надежда на более или менее справедливый исход борьбы. Султан, как и мистер Каннинг, опасается русского императора. Он бы хотел найти такое решение греческого вопроса, которое не допустит вмешательства русских. А мистер Каннинг готов пустить в ход рычаги британской дипломатии и привлечь британский флот, который не допустит имперского влияния России в Греции.

– Но с какой стати русским вмешиваться во внутренние дела Греции?

– Отчасти потому, что им хочется получить доступ к греческим портам, а отчасти потому, что греки и русские исповедуют одну религию. И те, и другие – православные. И русский император искренне верит в то, что сам Господь Бог велел ему избавить Грецию от ужасов мусульманского владычества. Но русский император вмешивается в дела Греции главным образом потому, что он твердо намерен присоединить к своей империи все европейские государства, ныне принадлежащие туркам. И император в этом не одинок. Многие русские грезят империей, которая будет простираться на территории восточной Европы.

Шарлотта заинтересовалась разговором, и, сама не замечая, что делает, она уселась на подоконник рядом с Александром.

– Тогда неудивительно, что султан не хочет иметь по соседству новую огромную империю, – сказала Шарлотта. – Особенно если ему придется пожертвовать своими землями.

– Вот именно, – согласился Александр. – В идеале султану, конечно, не хотелось бы отпускать Грецию из Оттоманской империи, но он трезво смотрит на вещи и готов вести переговоры.

– В таком случае, почему он их не ведет?

Александр натянуто улыбнулся.

– Ты скоро убедишься, Шарлотта, что в этой – стране прямой путь далеко не всегда самый короткий. Великий визирь и большинство советников султана решительно противятся любым переговорам с иностранными державами. Они живут прошлым и отказываются признать, что Оттоманская империя уже не имеет сил навязывать свою волю таким странам, как Франция и Англия. Им невыносима сама мысль о переговорах с крупными державами.

– Но если султан – верховный владыка, то почему он не прикажет великому визирю начать переговоры?

– Теоретически султан обладает абсолютной властью. Но на деле частенько оказывается марионеткой, выполняющей волю проклятых евнухов.

Шарлотта вскинула голову.

– Евнухов? Ты хочешь сказать, и у султана есть евнухи? Александр, объясни хоть ты мне: кто они такие?

Вопрос жены и позабавил, и удручил Александра. Господи, она и впрямь выросла вдали от мира!

– Евнух – позор Востока, – с глубоким убеждением произнес он. – Евнух – раб, лишенный возможности жениться и стать отцом. Для этого в детстве ему делают операцию. Евнухи здесь в большой цене, ведь они не могут основать династии и не представляют угрозы для жен своего хозяина. Но я не считаю это достаточным оправданием варварства! Тысячи мальчиков лишают возможности вести нормальную жизнь, а еще сотни погибают под ножом неумелого хирурга. Я, например, никогда не допущу евнухов в свое семейство!

– Поэтому их и нет в твоем гареме?

– Да, – кивнул принц.

– Но рабы-то у тебя есть, – пробормотала Шарлотта, отводя взгляд. – Я имею в виду женщин… наложниц…

– Шарлотта, всех этих женщин мне подарил отец – в надежде, что я женюсь.

– Но ты мог бы отпустить их на свободу!

– Я их отпустил, – спокойно возразил Александр. – Всех до единой. Но куда они пойдут, что будут делать со своей свободой? В Англии я, наверное, подыскал бы им приличную работу. А здесь женщины либо рабыни, либо наложницы и живут в гареме.

– Тогда найди им мужей, – предложила Шарлотта.

Принц вскинул на нее глаза. Что-то в ее голосе его насторожило. Похоже, она далеко не так спокойна, как кажется на первый взгляд…

– Ты ревнуешь меня к наложницам?

– Ну что ты! Конечно, нет! – поспешно, слишком поспешно воскликнула она. – Мне все равно! Даже если б у тебя был миллион наложниц! С какой стати мне ревновать?

– Я вижу только одну причину.

– Нет, я совершенно не ревную, – твердо повторила Шарлотта. По крайней мере, она надеялась, что говорит твердо. – Мне просто не нравится, что бедные женщины сидят взаперти в твоем гареме и им нечем заняться.

– Может, я выкрою время и развею их скуку, – с невинным видом предложил принц.

Шарлотта шумно вздохнула.

– Это ваше сугубо личное дело, принц Карим.

– Ах, как ты официально со мной разговариваешь, дорогая женушка. Насколько мне помнится, вчера ночью ты называла меня разными именами, но «принц Карим» не прозвучало ни разу.

– Вчера ночью… вчерашняя ночь была страшной ошибкой, – выпалила Шарлотта, невероятно оскорбленная тем, что он вспомнил про ее неприличное поведение. – И, между прочим, ты так до сих пор и не объяснил мне, почему сэр Клайв Боттомли жаждет отдать тебя в руки великого визиря.