Наваждение темного воина
Шрифт:
— Я дам тебе три месяца, военачальник. У тебя есть три месяца, чтобы покорить меня.
— Ах, Валькирия! — его палец ласково погладил подбородок Реджин, — твое сердечко будет моим за два.
Часть ІІІ
Семь месяцев спустя
«Где он? Я же здесь с ума схожу без него!»
Реджин мерила шагами их жилище, поскольку снаружи бушевала метель. Эйдан еще неделю назад
Прошел слух о захвате.
«Жив ли он вообще?!»
Эйдан. Грубый воин с медвежьими инстинктами, которого она не могла позволить себе полюбить, но которого хотела больше всего на свете.
Даже не глядя на то, что теперь она была полноценной бессмертной — ее потребность в пище исчезла, а жажда битвы возросла — она задержалась с ним, здесь, в его лагере.
«Я предпочла остаться здесь, с ним».
Она лучше всех женщин в мире владела мечом, хотя он все еще не считал её готовой к войне, и она втайне боялась, что и не сочтет.
Она также была лучшей любовницей, хотя он так и соединился с нею до конца.
Семь месяцев назад, она неоднократно пыталась соблазнить его, заставить овладеть ею полностью. Тем не менее со временем она пришла к мысли, что тоже хочет от него большего. Пусть он не смог получить ее сердца, но полностью завладел ее желаниями. Берсеркер неустанно удовлетворял ее, а также учил, как доставлять наслаждение и ему самому.
Каждый раз, когда он уходил сражаться, она просила:
— Возьми меня с собой, военачальник!
Его уловка, чтобы удержать ее в лагере?
Оставить ее сексуально пресыщенной, укутавшейся в меха, обессиленной, но сияющей от блаженства. Уже с нетерпением ожидающей его возвращения.
Поскольку это удавалось ему так много раз, Реджин начала спрашивать себя, а почему бы и не он?
Потому что как только она научилась обращатьсясо своим буйным берсеркером — зная, когда поддразнить его, когда поцапаться с ним, а когда привлечь в свои объятия и тихо пробормотать: «Шшш, успокойся, военачальник» — жизнь с ним оказалась на удивление приятной.
Он относился к ней как к богине, забрасывая подарками и сюрпризами. А еще они постоянно смеялись. Реджин наслаждалась смехом, рождающимся в его могучей груди, так же как и простыми словами любви:
— Помнишь, я тогда клялся тебе, что буду любить тебя? Я говорил правду.
Мог ли другой мужчина заставить ее пережить такое чувство как он, той ночью, когда слегка потерся о ееживот своей светлой щетиной и прошептал:
— Я хочу детей от тебя… сыновей-берсеркеров и дочерей-Валькирий.
Он приподнял голову, пристально глядя на нее своими чистыми серыми глазами:
— Ты подаришь их мне однажды?
То, что его подругой
— Один одобрит меня, — говорил он ей. — Ведь не один мужчина не будет дорожить его дочерью больше, чем я тобою.
Все было до ужаса просто. Реджин жутко хотела этого мужчину и чувствовала, что будет хотеть всегда, а значит, эти два оставшиеся им десятилетия — это слишком мало…
Он ворвался в дверь.
Она вскрикнула, вскакивая на ноги.
— Хвала богам, ты, наконец, вернулся! Где ты так долго… — она затихла, заметив дикое выражение его лица. — Эйдан?
Его глаза горели, он бросил свой окровавленный топор, сорвал с пояса меч и разорвал на себе тунику, запятнанную кровью. Его покрытая татуировками грудь тяжело вздымалась, пока он шел к ней, выражение его лица заставило Валькирию сделать шаг назад. Потом еще один.
— Эйдан, скажи что-нибудь!
— Они пробовали удержать меня вдали от тебя, — он передвинул стол, не давая ей отступать, загоняя ее в угол, словно хищник.
— Кто они? Вампиры?
— Никто не удержит меня вдали от тебя. Ни бессмертные, ни люди, ни бог. Ничто не сможет удержать меня вдали от тебя.
— Эйдан, чт-что ты делаешь? Ты на грани. Ты должен взять себя в руки.
— Моя жизнь промчалась у меня перед глазами, Реджинлейт. Я рвался в бой, потому что хочу тебя навечно, но… погибнуть, не проведя и одной ночи в твоих объятиях?! Эта мысль свела меня с ума!
Она никогда не видела его настолько глубоко во власти ярости берсеркера, разве что в бою. Они вместе работали над его самоконтролем, зная, что потеря контроля над зверем может привести к ужасным последствиям.
Его зверь бушевал внутри могучего тела, требуя овладеть своей парой.
— Я сегодня избежал смерти, только чтобы вернуться к тебе, — его рука скользнула по ее затылку, притягивая ближе, — чтобы сделать тебя своей во всех отношениях.
Н склонил голову и захватил ее грудь губами, заставив ее ахнуть.
— Сегодня вечером я буду ублажать твое маленькое тело, пока ты не охрипнешь от криков удовольствия…
— У тебя лихорадка?! Ты обезумел?! — она с силой оттолкнула его, но он снова подошел ближе. — Ты прекрасно знаешь, почему мы не можем этого сделать!
— Мы можем! Ты принадлежишь мне. И охалла будет моей! Я требую лишь то, что мое по праву.
— Это твоя ярость берсеркера говорит в тебе… говорит глупости. Ты только вдумайся в свои слова! Мы же все продумали и выбрали свой путь, и не собьемся с него.
Реджин знала, что чем горячее разгорается его ярость, тем быстрее и сильнее он становится. Если она сейчас же не уйдет отсюда, то все будет потеряно. Поэтому она решилась на обманный маневр: сделала вид, что ускользнет влево, а сама метнулась вправо, уворачиваясь от него…