Наваждение. Тотемская быль
Шрифт:
Славно тогда погуляли станичники. Маринка оплакала убитого мужа, вознесла Господу молитву за спасенного сына. Потом старуха соседка давала ей отвар, чтобы от супостата не понести. Злой отвар хоть и пробрал Маринку до костей, но дело свое не сделал. Спустя пару месяцев стало явно: молодая вдова понесла. Родился мальчик и был наречен Федором в честь Федора Стратилата.
Федя рос необычным пареньком, никак не желал себе крестьянской доли. Землю ему пахать в тягость, ремеслам никаким желания обучаться нет. Зато на коне скакать и драться хоть каждый день подавай. Ничего не попишешь казацкая кровь.
Тем временем вдову Маринку посватал крестьянин деревни Павлецово Дружина Игнатьев сын Шихов, справный зажиточный мужик. Прожила она с ним с тех пор без малого десять лет, но больше детей им бог не дал, как ни старалась Маринка. Она и к ведунье ходила, и в Тотьму в Суморин монастырь ко гробу преподобного Феодосия молить о ребеночке. Все тщетно.
Федюшку Дружина Шихов вырастил как родного сына. Пришло время, сосватали парню красивую девушку Аленку из соседней Усть-Печенгской волости. Свадьбу сыграли, все честь по чести.
Надобно Маринке внуков ждать, но вот беда, Аленка никак очреватеть не может. Что за напасть такая?
Павлецово – деревня невеликая, два двора, их, Шиховых, и соседа Оськи Андреева. У него, у Оськи, трое неженатых сыновей, старшие уже в возраст вошли, поглядывают на соседку, охульники. Уж не с ними ли хороводится невестка, а законного мужа нечистым нарочно пугает, чтобы совместного ложа не было?
Маринка подозревала сноху, переживала за Федора и наконец решилась спросить:
– Скажи, сынку, все ли у тебя с Аленкой ладно?
– Твое ли, мать, дело? Сами разберемся.
– Ой ли? Ведомо мне учинилось, что ты с ней с лета единого ложа не имал?
Федор покраснел, отпираться было бесполезно, мать все знала.
– Не люба мне больше эта Аленка!
– Отчего же?
Сын молчал.
– Говори, мать все равно узнает правд у.
– Скажу, не утаю. Грешница она.
– С чего бы вдруг, не с кем ей грешить, с парнями соседскими что ли?
– Нет, грешит она, кажется, с самим нечистым.
– Что ты мелешь, окстись, Бога ради.
– Не вру я!
Федор опустил голову и медленно, начиная потихоньку злиться, стал рассказывать матери что знал:
– После женитьбы через год стал я замечать, что Аленка во сне будто разговаривает с кем-то. Я прислушался, она шепчет слова срамные кому- то и сама вся горит, как будто жар у нее. Я растолкал как-то раз – клянется, что никому ничего не говаривала. А я что, я же не глухой, сам слышал.
– И сколько раз оно бывало? – тревожно спросила Маринка.
– При мне три раза. После третьего я не стерпел, побил ее, теперь от греха сплю на лавке, тесно и жестко, зато спокойно, а она одна на постели, я и не слышу, что там деется.
– Почему же ты молчал?
– А что я скажу?
– Вот то бы и сказал: чаю я, болезнь у Аленки приключилась, одержима она бесом.
– Бесом?
– Что уставился, бесом и есть, бывает так, заприметит черт справную молодуху, обернется добрым молодцем и давай к ней по ночам хаживать вместо законного мужа.
– Она мне говорила, что к ней во сне является кудрявый писаный красавец.
– Вот он-то
– Так что я могу сделать? Блудит Аленка во сне невольно.
– Невольно? – Мать уперла руки в бока. На шее звякнули серебряные гайтаны [7] .
7
Гайтаны – серебряные шейные украшения из широких кованых и витых цепочек.
– А ты видел, что она перед сном крест божий снимает?
– Видел, так что такого, и я снимаю, мало ли ночью может случиться, неловко повернешься, порвешь вервь, крест-то и затеряется, а это к худу.
– Оберег она снимает Христов и без него отдается во власть нечистого!
– Свят-свят!
– Мое тебе материнское слово: хочешь жену свою спасти, надо нечисть как-то изводить. Не хочешь – завтра же отвезем ее домой, скажем, не люба, и подарки пусть назад возвращают, нечего: подсунули блудливую овцу и рады.
Федор посмотрел на мать.
– Как же ж можно с нечистым воевать, с ним и Господь сколько лет справиться не может.
– Господь все может, нечистый нужен ему, чтобы видеть, кто из людишек до греха падок, а кто нет. Но если как следует помолиться и призвать в помощь крестную силу, то одолеть его можно. Монахи-праведники одолевали не единожды.
– Так то монахи, у них все силы на молитву идут, а что я, мужик простой, деревенский, грамоту не разумею, дальше Тотьмы не бывал, больше рубля денег не видывал. Я так думаю: неволить Аленку не буду, захочет – домой отвезем, не захочет, – будем думать, как сотону отвадить, советов у знающих людей спросим.
– Верно, сынок, говоришь, только домой ей взад никак нельзя, позор это, и нам тоже позор. Так что и выбора у нас у всех нет. Надо что-то делать.
На том и порешили, спросить саму грешницу, как делу быть.
В тот же вечер Аленка Шихова, обливаясь слезами, умоляла мужа не возвращать ее матери и делать с ней, что пожелает.
Федор поверил и, как настала ночь, лег вместе с женой в постель. Только уснули, как вдруг кто-то толкнул его, да так, что тот кубарем с постели на пол. Вскочил Федор, не понимает что к чему, глаза таращит, темно же. Взял светец, зажег лучину, поднес к кровати, глядь, а жена румяней румян лежит себе, раскинулась и руками, стыд-то какой, гладит себе причинное место и улыбается.
– Чур меня! – закричал Федор.
– Что стряслось? – приподнялась с постели Аленка.
– Охульница [8] ! Опять с нечистым блудила?
– Да нет, кажется, просто сон был дивный: луг, цветы, стрекозы и бабочки, и кашкой пахнет, это цветок такой, знаешь?
– Видел я твой сон, ишь, руки распустила!
– Правда? Я это не сама, это он против воли мною водил, надсмехался! Что же делать-то?
– А вот что! – Федор приосанился, – будем изгонять из тебя беса.
8
Охульница – лицо, совершающее, что то предосудительное, от слова хулить-порочить, осуждать.