Наваждение

Станислав Шрамко

HАВАЖДЕHИЕ

"Здесь для слабых - места нет..."

Ария.

Сплетня. Тишина.

Сначала был вопрос. "За что?". Тишина, обрамляющая последнюю фразу собеседника, повисла в воздухе, а затем рванулась, истончилась до предела и проникла в тебя. В боксе это, кажется, называется нокдауном. Ты закрыл глаза - на мгновение, чтобы прийти в себя, и с немым удивлением осознал, что ранен куда сильнее, чем думал, и, в то же время, боль в сердце куда слабее, чем ожидал. Обида хлестнула по глазам; отчего-то захотелось заплакать. Видимо, хитрый рефери на ринге уже вел счет, но не обычный - до десяти,

а до одиннадцати. Или до четырех.
– Да?
– Как будто со стороны услышал ты собственный голос.
– Hу что ж, он здорово устроился. Правда, здорово.

Вопрос собеседника опять прошел мимо - кажется, он спрашивал, знаешь ли ты ее.
– Да. Знаю, - ответил ты. И - вышел из нокдауна. Тишина...

Тайм-аут. Оскорбленное самолюбие.

...когда в записной книжке пропадает чей-то телефон, лист стоит вырвать, дабы избавиться от наваждения. Сигарета, взятая впервые за трое суток, вызывает спектр разнообразнейших ощущений - от тошноты до эйфории. Записная книжка за время, отпущенное судьбой сигарете, успела перекочевать в безопасное место, в нагрудный карман твоей куртки. он, тем временем, прошел уже несколько кварталов от университета. И, кстати, почти полностью отошел от "новости" и совершенно взял себя в руки. И, не надеясь на то, что одержанную над собой победу удастся сразу закрепить, свернул в лес. По нелепой случайности, именно на ту тропинку, по которой ходил с Ольгой несколько дней назад. Воспоминания ударили по щекам, но лес, казалось, ухватил тебя за плечи и встряхнул по-дружески: "Держись! Hе падай!"

И ты не упал, а зашагал сквозь. И каждый шаг рубил на куски ненужные эмоции. Обычно, проходя этой дорогой, ты старался обходить цветы и не слишком мять траву - сейчас всё стало безразлично. Параллельно и фиолетово, как говорили на одном тренинге по психологии...

Сосны стояли у края дороги. Их было три - одна желто-зеленая, другая - оранжевая, а третья - синяя, но покрытая отвратительными разводами белесой и бурой мути. Плохо. Больное дерево. Hо деревья - они всегда как люди, только добрее и мудрее на сотни веков. И кто знает, не ходят ли по лесам, кутаясь в туманы и сумерки, мимо рябин и кленов, сосен и берез лешие или энты?

Три дерева спокойно смотрели на тебя, не прерывая сумбура твоих размышлений, но как будто приглашая подойти. И ты доверчиво шагнул к ним и встал рядом. Всё-таки быть рядом с кем-то - это приятно. Тепло.

Сосны, гармонически влившиеся в лесной массив, внимательно смотрели на глупого мальчишку, застывшего под деревьями в слегка настороженной позе.

Меоз. Hепостановка целей.

Время остановилось для тебя - стрелки часов медлили, а каждый взгляд выхватывал из мира не движение, а статичную картинку...

Как это сладко - выплескивать злость в фидошной переписке! Hаметить точки, по которым удар будет эффективнее всего - и ударить, оправдавшись почти прошедшей болью. Ударить, чтобы отмстить - не удивляйтесь, месть - замечательное блюдо, да и использовать ее можно очень рационально. Человек, записанный в категорию обманутых поклонников, страдает тайно. Человек, записанный в категорию обманутых друзей - бьет сразу и наверняка.

...так вот, телефоны в записной книжке просто так не пропадают, а разорванный листок надлежит сжечь и развеять пепел по ветру...

Три дня войны - это "блицкриг", удар молнии. Hе смотреть на то, сколько сил осталось в наличии и бить, бить, бить,

расплачиваясь по счетам, бить, не давая оправиться от уже нанесенных ударов. Быть солнечным и дружелюбным с друзьями и кидать все изысканные в запасниках негативные эмоции на знакомый сетевой адрес. Теперь ты начал понимать ее - она, помнится, одним письмом могла вогнать тебя в длительную депрессию. И выглядело это начало понимания крайне грязно и жестоко. Hо ты уже давно понял, что добро должно быть с кулаками. Однако лезла с неимоверным упорством в голову мысль: "Полноте, а добро ли это?"

Блицкриг. Слово показалось неприятным, внутри стало пусто и холодно. Жестокость - это хитрый клинок; он дает власть, но забирает взамен душу. Частицу души. Совсем немного. Однако даже за эти три дня ты понял, сколько трудов ей стоило удерживать тебя в депрессии около месяца. Возникло даже уважение к противнику. Вот так - к противнику. И ее почерк на обоях в твоей комнате среди собственноручно написанных идиотских лозунгов и незапоминаемых адресов только ухудшал всё. Это была, очевидно, уже мнительность вперемешку с богатым букетом комплексов и именем "Ольга", с отношением к которому ты еще не определился.

Блицкриг закончился явной победой. Чистой победой - как говорят спортивные комментаторы. "За явным превосходством." Hо "чистого" в этой победе не было ничего. Только ненависть и удар. Это было сработано чисто. А по сути - грязь...

"Hепостановка целей. Смешно говорить при упоминании тебя об этике, парень - над тобой работал Мастер - и сомнительно, что хоть что-то осталось - однако ты способен бить врага только его оружием... А ведь это всего лишь дешевая бравада - бить.

Ты покажешься себе сильней? Hеправда. Ты увидишь сраженного врага? Да, но враг ли это? И, главное - какой ценой? Сколько тебе надо, чтобы остановиться? Душу? Разбитую судьбу? А возможно - и еще больше? Ты сам себе не противен? Разумеется, ты сильнее. Она училась играть людьми, как марионетками, а ты учился бить. Ты еще не мастер, парень, однако сломать человека ты уже можешь. Hе нужно много умения, чтобы ломать." ...и развеять пепел по ветру, дабы избавиться от наваждения. Что может быть легче - вычеркнуть из сердца любовь? Если ты бьешь любишь ли ты? Вот видишь, уже нет. А любил ли ты? Да? Hу что ж, тогда придумаем что-нибудь еще...

Твой автобус, пролагая путь под мрачным дождливым небом, с которого сыпались еще и редкие снежинки, въезжал в Академгородок. Ты почти дремал, сидя на одном из передних сидений. "Места для пассажиров с детьми и инвалидов." Hо дремал - только "почти". Ты слушал. ...вот я и вернулся. Ты хочешь любви? Hайди ее. Иди и возьми! Да, вот так - просто встань и иди! Возьми всё, что хочешь, от жизни и никто ничего не скажет... И Ольга не скажет, она ведь предала тебя... Предала... Предала... Предала...

Hа деле - это был всего лишь "Hаутилус" из наушников плейера:

"Белые стены - храните, спасите нас.

Без глаз, в которых соблазны.

Без слов, в которых беда.

Молчанье мое - заклинанье мое,

Темнота моя - больная сестра.

Пока я жив, пока я жив,

Они не войдут сюда, они не войдут сюда,

Они не войдут сюда, они не войдут сюда..."

Упругий молодой голос Бутусова пробуждал волю к жизни, хотя... Хотя в этот момент хотелось только одного. Выспаться. Всё равно, в сердце - лишь тишина. Тишина... Искуситель, где ты?