Наваждение
Шрифт:
Неужели новый арест? Вот так, сразу?
— Вот, могу справку предъявить, — залепетала она. — У меня амнистия.
— Ясно, что не Нобелевская премия, — усмехнулся майор. — Только я решил было, что ты пацан. А ты просто хиппушка. Не вздумай головой вертеть, это опасно.
— Почему?
— Примета такая: выходя из тюрьмы — не оглядывайся, не то непременно в нее вернешься.
— Да? Спасибо, дяденька.
— На здоровье, тетенька. Тебе туда. — Толстым красным пальцем он ткнул в сторону арки. — И смотри не попадайся больше!
От испуга ноги сделались как деревянные. Катя сделала несколько несмелых шагов в указанном направлении. И тут, выступив из тополиного белого марева, путь ей преградили две высокие мужские фигуры.
Это были молодые парни, однако — тоже в серой милицейской форме:
— Постой-ка!
Катя, растерявшись, повторила:
— Я могу справку…
— От венеролога? — рассмеялись ей в ответ. — Это не лишнее. Мы как раз хотели тебя пригласить. Праздник, а женского общества нам не хватает. Ты что пьешь?
— Я не пью! — твердо ответила Катя. — И вообще меня ждут. Извините.
— А жаль. Ты ничего, своеобразная, — мирно посетовали они и расступились.
Но в ту же минуту еще один милиционер выступил ей навстречу из круговерти тополиного пуха. Теперь это была женщина, затянутая в облегающий парадный форменный китель с капитанскими погонами.
— Справка у меня! На грудь ее, что ли, приколоть? — отчаянно выкрикнула Катя. — Откуда вас тут столько?
— Что? — удивилась женщина-капитан. — А, амнистированная! Понятно. Я у вас просто огоньку хотела попросить.
— Я не курю.
— Я тоже. Хотела маленький фейерверк устроить, пух на земле поджечь. А то у моей собаки аллергия, чихает бедная. А не выгуливать — нельзя, она у меня чистюля, воспитанная, дома облегчаться не привыкла.
— Дома? Вы что, прямо тут и живете?
— Не в тюрьме, конечно. Просто здесь, — она кивнула на подъезды, — ведомственные квартиры сотрудников МВД.
— Уф! — Катя перевела дух.
— Ты давай к маме беги, несмышленыш, — по-доброму напутствовала женщина-капитан. Похоже, что она работала в детской комнате, с несовершеннолетними. — И не надо нас, милицейских, так бояться! Мы не монстры.
«Все хорошо, что хорошо кончается. А плохое и страшное теперь кончилось. Навсегда!
Самые страшные монстры сидели во мне самой, глубоко внутри, но я справилась с ними. Собственными силами и по собственной воле.
Вольному — воля, спасенному — рай.
Попробуем же построить рай на земле! Может, получится?»
Что это — топографический идиотизм? Или на трезвую голову, не замутненную алкоголем и наркотиками, все выглядит по-другому? Ну, что тогда она плутала в поисках собственного жилища — это не мудрено: почти все время была напичкана «дрянью», а потому в невменяемом состоянии. Но теперь?
Ах да! Просто без нее тут наступило лето, и проходные дворы превратились в тенистые парки. А вместо длинного ряда палаток теперь стоят симпатичные стеклянные павильончики с лесенками и башенками. Дома, правда, так и остались одинаковыми и безликими, но это уже не такая большая проблема.
И Славка, отворивший ей дверь, был все таким же, небритым и нетрезвым.
— Ты к кому, бритый ежик? К Чике, что ль? — Вгляделся повнимательнее. — Никак Катюха? Ты что, под радиацию попала, растительности лишилась! Не узнать тебя, богатая будешь.
Он кивнул, ухмыляясь, крикнул в глубину квартиры:
— Чика! Тут такие гости!
— Гости? — переспросила Катя. — А я думала, домой иду.
— Могу снова сдать комнатенку, я не против. Места у меня, сама знаешь…
— Погоди, Славка… Ты пьян?
— Спрашиваешь! Естественно. А ты?
— Что значит «снова сдать»? Ведь мы с Димкой снимем вместе, одну на двоих.
— Димка? — Хозяин почесал в затылке. — А, Демон твой! Так он давно уж слинял. Опротивела ему, видите ли, наша тусовка. Что ж, скатертью дорожка.
— Слинял? Куда?
— На Кудыкину гору. Хотя, погоди, валялась где-то бумажка с адресом. Нет, я на сигаретной пачке, кажись, записал.
— Славочка, умоляю, поищи!
— Найди то, не знаю что. Заходи, ищи сама. Только давно уж это было.
— Насколько давно?
— Исчезал-то он еще с весны. Но возвращался. А последний раз был… черт, склероз… вроде недели две назад.
«Димочка тоже одумался! Какое счастье! Вот что значит любовь — между нами настоящий телепатический контакт. Он тоже, как я, решил начать новую жизнь!
Он переехал куда-то из этой дыры в хорошее место, он готовился к моему возвращению. И ничего об этом не сообщил, чтоб получился сюрприз. Милый, милый!»
Катя шарахалась из комнаты в комнату и видела незнакомые лица — все сплошь с мутными взглядами. Текучесть постояльцев в Славкиной коммуне была велика.
— Ты чо, Славец, домработницу нанял? — вяло сострил кто-то. — А портки обосранные стирать она тоже будет?
Катя и вправду ходила с веником. Выметала из-под расшатанных столов, из-под разломанных комодов, из-под чьих-то немытых ног сигаретные пачки, пачки, пачки… Каждую разглядывала, нет ли на ней пометок.
Она не сомневалась, что найдет адрес. Во-первых, за последние две недели тут наверняка никто не прибирался и мусор не выкидывал. Значит, весь ненужный хлам оставался на месте. Во-вторых, такой уж сегодня день, счастливый, все должно удаваться.
— Есть! — крикнула она наконец.
— И пить, — добавил кто-то.
Из кухни донесся звук, терзающий ее музыкальный слух. Как будто резали маленького поросенка или, скорее, пилили его тупой пилой, долго и неумело.
Сунув заветную пачку от «Честерфилда» в карман брюк, пошла туда — выручать несчастное живое существо.