Наваждение
Шрифт:
— Полицейский Руис также заметил, что объект выбросил мусор из окна машины, хотя мусорный бак находился от него в десяти футах. Похоже, он начал составлять список нарушений, совершаемых Тони. Когда я напомнил парню, что мусорить на частной собственности плохо, но в этом нет ничего противозаконного, он заметно расстроился.
— Старается, — заметил я.
— Двадцать один год, шесть месяцев как окончил академию. Два других такие же зеленые. У меня ощущение, будто я прихожу в дневные ясли. Но они по крайней мере действительно стараются.
— Манкузи куда-нибудь пошел после ленча?
— Прямиком домой, и до сих пор там. Я бы очень хотел иметь основания для проверки его телефонных звонков.
Майло просмотрел записки на столе, отбросил первые четыре, прочитал пятую и сказал:
— Нет конца чудесам. Шон проявил инициативу.
Бинчи, хотя все еще числился в отделе по угону автомобилей, продолжал разыскивать преступления, совершенные в тот период, когда «бентли» не было на месте. Просматривая преступления, связанные с убийствами, грабежами и разбойными нападениями, он ничего не нашел, так же как и Майло, но молодой детектив на этом не остановился и обнаружил исчезновение человека.
Майло позвонил ему, одобрительно буркнул и вызнал подробности.
— Катрина Шонски, двадцать восемь лет, белая, блондинка, рост пять футов четыре дюйма, вес сто десять фунтов. Ходила развлекаться с подругами, поехала домой одна, после чего ее никто не видел. Мать всполошилась только через три дня, потому и в компьютере она появилась лишь сейчас.
— Молодец Шон, — одобрительно кивнул я. — У тебя хорошие ясли, папа Стержис.
Мистер и миссис Хеджес жили в огромной квартире кондоминиума, на четырнадцатом этаже роскошного дома на Уилшире. Стены из стекла выходили на юг, где не было видно океана, зато открывался прекрасный вид на Инглвуд, холмы Болдуин и взлетно-посадочные полосы аэропорта Лос-Анджелеса. Высота и беззвездная ночь превратили мили жилых домов в световое шоу.
Полы в квартире были из черного гранита, стены покрыты алмазной штукатуркой, которая давала свой собственный свет, а картины на них отличали серые тона с яркими мазками. Роял и Моника Хеджес сидели на низком черном диване от Рош Бобуа и дружно курили.
Женщине было больше пятидесяти, но меньше шестидесяти лет. Маленькая блондинка, худая до истощения, с карими глазами в густой сетке морщин, лицо, натянутое до пределов разумного, и прекрасные ноги, которые демонстрировало короткое черное платье. Ее муж выглядел как минимум на семьдесят, носил очень искусный парик, который вполне мог сойти за натуральные волосы, и бородку, подкрашенную в тон парику. На нем была красная шелковая рубашка, белые брюки и розовые замшевые тапочки без носков. Он спрятал свой четвертый зевок за рукой, покрытой печеночными пятнами, и сбросил пепел на хромированный подносик.
Моника сказала:
— Катрина — мой единственный ребенок от второго брака. Ее отец нас покинул.
— Исчез? — заинтересовался Майло.
— Умер. — По тону Моники было ясно: невелика потеря. К тому же ее третий муж всем своим видом показывал, что это ее неприятности. — Я не паникую, лейтенант, — сказала она, — но все же начинаю нервничать. Катрина и раньше делала много глупостей, но не такого масштаба — неделя уже прошла, а она все не показывается. Я не могу не волноваться, ведь я мать. Хотя может статься, что она вот-вот спокойно войдет в комнату с очередным глупым объяснением.
— Я сейчас вернусь, — сказал Роял, похлопал жену по коленке и вышел.
— Мужчины и их проблемы, — заметила Моника Хеджес. — Он так и будет бегать взад-вперед. Мы женаты два года, но Роял почти не знает Катрину.
— Есть ли какая-нибудь подруга или родственники, к которым Катрина могла отправиться в гости?
— Вы имеете в виду семью ее отца? Ни за что. Норм Шлонски в жизни дочери не участвовал, так же как и его клан.
Небрежный взмах рукой. Она даже не выказала никакого любопытства по поводу того, что человек в звании Майло сам приехал в дом пропавшего человека. Видимо, с таким уровнем доходов привыкла к обслуживанию.
— Кроме того, — добавила она, — Катрина не ездит в гости. Она просто неожиданно собирается и исчезает.
— Куда она обычно ездит, мэм?
Еще один небрежный взмах.
— Куда придется. В Мексику, Европу. Один раз даже добралась до Таити. Вот что я имела в виду, когда говорила о глупости. Она находит дешевый рейс по Интернету, ничего не планируя заранее, и просто улетает в полной беззаботности.
— Одна?
Молчание.
— Миссис Хеджес?
— Полагаю, есть какие-то мужчины, — поморщилась Моника. — Если она не отправляется с ними в путь, то наверняка находит кого-то по дороге. И обязательно мне об этом рассказывает, когда возвращается.
— Что рассказывает?
— Как она себя вела. Она знает, что я бы не одобрила подобного поведения, и делает это нарочно, чтобы меня позлить. Исключениями являются те случаи, когда ей не хватает денег на расходы и она в отчаянии звонит мне. Когда такое происходит, она разговаривает как ведущий с телевизионного канала путешествий. Как все красиво, какие музеи, до чего замечательны старые церкви.
Она жадно затянулась.
— Я люблю свою дочь, лейтенант, но она может достать кого угодно.
— Вы давно ее видели в последний раз?
Колебание.
— Месяц… примерно. Плюс-минус. Мы не ссорились, ничего такого, но Катрина убедила себя, что должна быть независимой. Иными словами, никаких контактов с матерью, пока финансы не запоют романсы. Я бы даже не знала, что она исчезла, если бы не позвонила ее подруга и не спросила, нет ли Катрины у меня.
— Какая подруга?
— Девушка по имени Бет Холлоуэй. Никогда с ней не встречалась. Она была в клубе вместе с Катриной, но потом они разделились и Бет больше ничего о ней не слышала.
Майло прочитал адрес на водительском удостоверении Катрины.
— Это действительный адрес, мэм?
— Да. Сущая дыра.
— Катрина живет одна?
— Да.
— У нее сейчас есть какой-нибудь мужчина?
— Я не в курсе. Моя дочь не любит, когда лезут в ее личные дела.
— Она давно живет по этому адресу?