Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Шрифт:
Человек, сидевший за столом, смотрел на меня карими большими и печальными глазами. Вряд ли ему было многим больше тридцати, однако голова его уже наполовину облысела. Тонкие светлые вьющиеся волосы обрамляли его череп, росли за ушами и на затылке. Это выглядело смешно.
Рот был так же печален, как и глаза, и, как тpaypной лентой, окантован невыбритой щетиной. Одет он был в коричневый свитер под горло и зеленые вельветовые брюки, а когда встал, я заметил, что он довольно полный Мужчина протянул мне бледную руку и поздоровался.
– Вы, как я полагаю, Веум? Я кивнул.
– Гюннар Воге. Садитесь, – и он показал на просто табурет, сродни тем, что я видел в соседней комнате. Самон сидел в добротном конторском кресле с широко спинкой и подлокотниками, похожими на лыжи для прыжков с трамплина.
Молчание сгущалось, как иногда бывает, когда люди встречаются впервые. Я
– Вы уже наигрались в Шерлока Холмса? – спросил он. – Обнаружили что–нибудь интересное?
– Во время бритья у тебя дрожат руки, когда начинаешь скрести под носом. Комплекс кастрата: властная мать и страх перед одиночеством. Разве не так вы решаете все проблемы?
– Не все, – кисло улыбнулся Воге. – -А как ты их решаешь, одной левой?
– Смотря какие. Ты знаешь парня по прозвищу Джокер?
На лице Воге появилось выражение безнадежности, и он не спеша кивнул головой.
– Значит, дело касается Юхана… – Он не добавил слова «опять», но фактически сделал это. Слово как бы повисло в воздухе.
– Что, и раньше с ним бывали неприятности?
Воге ответил не сразу. Не спеша и задумчиво провел он пальцем вдоль кромки стола. Выдвинул ящик, заглянул внутрь и снова закрыл. Потом поднял на меня глаза и изучающе заглянул мне в лицо.
– Мне кажется, что я один из немногих, у кого есть какой–то контакт с Юханом. И полагаю, что в определенном смысле он меня уважает. По–своему. Когда я впервые здесь появился, он решил испытать меня. Мой предшественник угодил отсюда в нервную клинику. Теперь он уже поправился, и говорят, что чувствует себя хорошо, но достаточно шепнуть ему: «Джокер», и он начинает плакать, как младенец. Когда меня сюда направляли, то предупредили об этом. Может, на взгляд сыщика я не слишком силен. – Тут он намеренно сделал паузу, чтобы проверить, какой произвел эффект, но я не реагировал. Меня нелегко подцепить на крючок. – Но когда надо, я могу быть крепким и твердым, – продолжал он. – Речь не о мускулатуре, а о поведении и отношении. Если подросткам дать понять, что уважаешь их и желаешь им добра, и если даешь им возможность самим решать какие–то вопросы, тогда можно заслужить их уважение. Вызови их инициативу, направь ее в нужное русло, не скрывай своего дружелюбия, которое они, вообще–то, редко встречают (и никогда почти не принимают) дома, будь с ними запросто, но не навязывайся. Нужно четко определить границу. Для большинства граница необходима – во всяком случае, для таких, как Юхан. Если он появляется здесь, помахивая своими ножичками, я просто отбираю их у него. Вот и все, и он вынужден через день или два снова прийти ко мне, чтобы забрать их. Я помню, как это было впервые. Мы устроили вечер в клубе: кока–кола, девочки напекли булочек, танцы. Один парнишка читал свои стихи – и тут появился Джокер. Он был навеселе и к тому же недолюбливал паренька, читавшего стихи. В руке у него моментально появился нож, сразу крики, шум – одним словом, спектакль. Я выключил музыку, и наступила мертвая тишина. Я подошел к Юхану, который уже успел прижать парня к стене, положил руку ему на плечо и повернул к себе – просто повернул. Я твердо посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Дай мне нож». Он удивленно глядел на меня. А я сказал: «Мне надо разрезать булочки. Тебе разве не хочется булочек с вареньем?» Кто–то засмеялся, и я заметил, что Джокер заволновался. Конечно, они бы ни за что не осмелились смеяться над ним, и он это знал. Тогда он тоже рассмеялся и отдал мне нож. Этим ножичком в тот вечер я разрезал двести булочек. – Воге провел рукой по голове, будто ища новую поросль, и продолжал: – На следующий день, примерно в это время… Да, он в тот же вечер спросил, не верну ли я ему нож. Приходи завтра, верну, пообещал я. Вот он и пришел, стал здесь в дверях. Высокий, темноволосый и неуверенный, как мальчишка. Сказал, что пришел за своим ножом. Я предложил ему сесть, вынул нож, положил на стол между нами. Осторожно задал несколько вопросов, чтобы начать разговор. Но в тот раз серьезного разговора не получилось, не получилось и в следующий, однако постепенно он стал здесь чуть ли не постоянным посетителем. Когда Джокер появился в первый раз, он решил показать мне, каков он. Нож в кармане, руки в брюки, смотрит тяжелым взглядом и говорит: «В следующий раз, мистер, не смей забирать мой нож». И ушел. А потом каждый раз приходил в клуб с ножом, специально для того, чтобы я этот нож отобрал и чтобы у него появился повод прийти ко мне на следующий день. Как и другие «вожаки», он, в сущности, очень одинок, а это ведь нелегко.
– Да, нелегко. Но и тем, кто встретится с ним на Узкой дорожке, тоже, наверное, будет нелегко.
– Ты о чем? Ты его в чем–нибудь подозреваешь?
– Люди говорят, да я и сам кое–что видел.
– Послушай, Веум, я не знаю, зачем и по чьей просьбе ты сюда пришел. Но если ты хочешь покрасоваться, как герой ковбойских приключений, то ты пришел не по адресу. Частные сыщики не имеют права вести работу с молодежью.
– Я окончил специальную школу по работе с населением и с молодежью в Ставангере в шестьдесят девятом. Пять лет работал с трудными подростками в муниципалитете. Это, конечно, для тебя не имеет значения, – заметил я.
– Но ведь ты там сейчас не работаешь. Ты зарабатываешь на несчастьях других. Наверное, за работу с подростками тебе платили не так много.
– Если ты полагаешь, что все дело в деньгах, будь любезен, загляни в мой банковский счет, в любое удобное для тебя время. Он доступен, как престарелая проститутка. Только захвати увеличительное стекло. Поступления на мой счет крошечные. Я работал с подростками пять лет, и это действительно были пять лет моей жизни, отданные работе. Я работал там еще до принятия закона о регулировании рабочего времени служащих. У меня был трехнедельный отпуск, но воскресенья и будни ничем друг от друга не отличались. Пять лет такой работы вытянули из меня все соки, разрушили семью, отняли все. А потом меня вышвырнули с работы, сославшись на случайный промах, мелкую ошибку. Так что вопрос не в деньгах, Воге. Теперь я выполняю ту же работу, но другим способом: я сам себе хозяин, но зарабатываю мало и поэтому не могу позволить себе вообще никакого отпуска.
– Чем могу быть полезен? – устало произнес Гюннар Воге.
– Я слышал, что у Джокера или, если хочешь, Юхана есть компания, терроризирующая всех в округе, что они вынуждают матерей–одиночек приходить в домик в лесу на горе и унижают их, насмехаются над ними, а тех, кто пытается этих ребят образумить, избивают и даже изувечивают.
Выставив вперед ладони и высоко подняв руки над головой, словно прося пощады, Гюннар Воге перебил меня.
– Подожди, подожди, Веум. – Он проглотил слюну и продолжал: – Если ты сыщик, ты должен оперировать фактами, а не тем, что где–то услыхал. Во–первых, тот, кого, как ты говоришь, «изувечили» – а это было давно, – сам довольно нервный тип и хулиган. Он первый напал на Юхана недалеко от универсама и избил его почти до потери сознания. Ведь ясно: если ты с ними так – жди сдачи. Они подкараулили его поздно вечером, когда он шел домой, и отлупили. Но после драки вместе с ним еще троих ребят отправили в больницу, так он даже раньше их выписался. А то, что он уехал, – так его просто выселили за пьянство и хулиганство. Говорили, что он даже дворника ударил, который хотел их разнять. Потом его в полицию вызывали, и уж не знаю, чем там дело кончилось. Что же касается разговоров…
– Ну?
– Если честно, – тут Воге понизил голос, – я не верю. Во всяком случае, пока сам не увижу. Людей пора научить говорить только то, что они знают. Ведь говорят же: «Вон, Воге снюхался с этой молодежью». А несколько месяцев назад они даже подписную кампанию проводили за то, чтобы закрыть наш клуб. Но не многие их поддержали. Большинство родителей понимают и ценят идею создания клуба. Ведь если бы не клуб, здесь давно была бы не одна компания, а двадцать, да похлеще, чем у Юхана.
– Допускаю. Тем не менее я говорю именно об этой компании, и, уж конечно, они не ангелы. А если и ангелы, то не носят лайковых перчаток, – я показал на свое лицо, на котором еще были видны следы вчерашней баталии. – Я вообще не красавец, но не стал привлекательнее после того, как Джокер и компания разрисовали меня вчера наверху у домика.
– Может, ты их спровоцировал?
– Я пошел, чтобы забрать похищенного ими мальчика. Меня об этом попросили.
Я заметил, что Гюннар слегка остыл.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Похищение. Так это называется там, где я живу. Украли мальчика по имени Роар. Накануне они украли его велосипед, а вчера его самого.
– Я уверен, что ничего плохого они не собирались с ним сделать, – сказал Гюннар.
– Конечно, нет. Однако я нашел его со связанными руками, с грязным кляпом во рту. Они поступили с ним, как с надоевшей игрушкой: поиграли и выбросили.
Воге поднялся и, обойдя стол, приблизился ко мне.