Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Шрифт:
– Horen sie, [41] люнгсетцы! Der Grosse Arier ist hier! [42] Он здесь, среди вас, благородные души. – Коллунг говорил зычно и внятно, и его слова еще подхватывались эхом от стен Национального театра.
– Полиция! Сейчас тебя арестуют! – выкрикнул Ермунн. Однако Коллунг не обратил на него ни малейшего внимания. Проповедь шла своим чередом.
– Вы оказались достойны завещанного вам. Достойны наследия фюрера. Я нахожусь среди вас, под нашим знаменем, знаменем Иисуса Христа, с гордой эмблемой – свастикой. Долго же мне пришлось ждать этого часа, душа моя исходила от мучительной тоски, она истосковалась по вас, дорогие прихожане. О Люнгсет, как ты прекрасен! Ты – место нашей встречи. Наш бастион.
41
Послушайте меня (нем.).
42
К вам прибыл великий ариец! (нем.)
43
Свиней! (нем.)
Коллунг орал во весь голос. Этого забравшегося на леса сумасшедшего слушала уже целая толпа. Ермунн понимал, что с минуты на минуту прибудет полиция. И на этот раз перспектива выручать богослова ему совершенно не улыбалась. Придется Коллунгу самому расхлебывать заваренную им кашу – отвечать и за свое подпитие, и за свои убеждения. Помимо всего прочего, Ермунна тошнило от восхваления Коллунгом нацистов. Это переходило всякие границы. Богослов точно с цепи сорвался. Вылитый Гитлер.
– В геенну огненную тех из вас, кто не верует, не верует в рейх. В божье царство белых. К дьяволу черномазых! Слышите, дети мои? К дьяволу всех черномазых, это говорю вам я, посланный богом пастырь!
Прибыла полиция. С немалыми трудностями богослова сняли с лесов. Поливаемые самыми невообразимыми проклятиями, полицейские запихнули Коллунга в машину и увезли. Ермунн отправился домой.
В последующие несколько недель он почти не встречал Коллунга. А после летних каникул Ермунн переселился на частную квартиру и совсем потерял богослова из виду. Но товарищи рассказали ему, что накануне рождества Кристиан Коллунг сдал выпускной экзамен по теологии.
В Люнгсет Коллунг так и не попал. Его карьера довольно быстро подошла к концу. Он своим чередом принял посвящение. Получил место викария в каком–то вестланнском городке. Поселился в красивом доме на берегу моря. Вместе с домом ему досталась лодка. Богослов Коллунг любил грести на ней, однако не всегда делал это в трезвом состоянии. Однажды вечером, угостившись как следует коньяком, он решил покататься на лодке. С этой прогулки он не вернулся. Лодка, когда ее нашли, плавала вверх килем. Через три дня поисков обнаружили и самого Коллунга.
Случилось это в начале семидесятых годов. Вот почему ему не суждено было стать членом нового хирда, участником неофашистского движения, которое со временем начало показывать когти. Ермунн ни минуты не сомневался в том, что, если бы богослов остался в живых и бросил пить, он бы заделался одним из идеологов Блюхера. [44]
И попал бы в место встречи – Люнгсет.
8. Празднование Рождества в «Гимле»
Городок припорашивало хлопьями рождественского снега. Трескучие морозы поутихли, за какие–нибудь несколько часов температура поднялась с минус тридцати пяти до минус пятнадцати. Шел второй день рождества 1971 года, в голубоватых сумерках возвышались заваленные снегом горные склоны.
44
Блюхер Эрик – лидер норвежских неофашистов. Возглавляет их организацию, в настоящее время носящую название Национальная народная партия (до 1980 г. – «Норск фронт»).
Ермунн Хаугард стоял на веранде, вдыхая бодрящий, но еще не утративший своей колючести воздух. На душе его было покойно. Рождество в Люнгсете. Что может быть лучше? Он прошелся по двору. Мягкий ковер из свежевыпавшего снега скрадывал шаги, делая их почти бесшумными. Лишь легкое поскрипывание смерзшихся снежинок говорило о том, что мороз еще до конца не отпустил. Но это был здоровый морозец.
Ермунн заранее заказал такси на девять вечера. Как и в прошлые годы, ему непременно хотелось попасть на традиционное празднование рождества в «Гимле», деревенском ресторанчике на окраине Люнгсета. Он не пропустил ни одного рождества со времени своей конфирмации. В этом празднике было нечто совершенно особое. На нем встречались старики и молодежь. Одноклассники, не видавшиеся годами, усаживались рядом и, угощая друг дружку кофе с коньяком, рассуждали о том, как бежит время, о своих делах, вспоминали забавные эпизоды былых дней. Танцы тут тоже были старинные: рейнлендер, вальс и спрингар.
На расчищенной от снега площадке перед зданием ресторана стояло видимо–невидимо машин. Расплатившись с таксистом, Ермунн вошел внутрь. Прямо с порога его обдало сигаретным дымом и запахом пота от разгоряченных танцующих. Народу было – яблоку негде упасть! Ермунн протиснулся в зал ресторанчика и огляделся по сторонам. Кругом знакомые лица. В дальнем углу устроились Вебьёрн, Андреас и Улав М., приятели со времен «Радар–форума». Там веселились напропалую. От стойки шел, неся полчашки кофе, Ханс Стейнар, бывший его заместитель в патруле Соколов; заметив Ермунна, он потащил его за свой столик. Последний раз они виделись очень давно. По крайней мере года два назад. Ермунн тут же получил дымящийся крепкий кофе с коньяком и поклонился супруге Ханса Стейнара. Приятная пара. После нескольких лет, проведенных в море, Ханс Стейнар теперь осел в Люнгсете, собираясь заняться отцовской усадьбой, возвести новые хозяйственные постройки, распахать новые земли. Ермунн эту идею одобрил. Про себя он рассказал, что ему осточертел университет и он хочет подыскать себе работу на общественном поприще, желательно что–нибудь вроде, заведующего молодежным клубом.
Так они и болтали. К Ермунну то и дело подходили знакомые. Угощали кофе с коньяком, а он угощал их водкой. Ермунн танцевал со старыми приятельницами. В том числе с Ингунн, своей возлюбленной времен окончания гимназии. Она была замужем, имела двоих детей.
После одного из ганцев, когда он вышел подышать свежим воздухом и уже возвращался обратно, в ресторан, ему на плечо опустилась чья–то тяжелая рука. Обернувшись, Ермунн вгляделся в угрюмое, заросшее бородой лицо. Он никак не мог распознать, кто это. Лишь через несколько секунд он сообразил, что перед ним Эгил, Эгил Варден, набожный командир патруля Медведей. Они с Эгилом не общались по меньшей мере лет пять.
– Кого я вижу? Ермунн! – Как и прежде, Эгил говорил «по городскому», поскольку был родом из Осло, его родители купили усадьбу в этих краях лишь в конце пятидесятых годов.
– Бог ты мой, вот уж с кем не ожидал тут увидеться. Да тебя и не узнать из–за твоей бородищи. Какими судьбами ты оказался на рождество в этом злачном месте? – Ермунн и вправду несколько удивился, повстречав здесь Эгила. Неужели он распрощался со своей набожностью?
– Хе–хе–хе, – загадочно усмехнулся Эгил, – я тут, понимаешь, вроде сторожа, наблюдаю за порядком.
– За чем же ты должен следить? – поинтересовался Ермунн.
– За тобой и прочими подозрительными личностями, хе–хе–хе.
Сказано это было как бы в шутку. Однако Ермунна передернуло: кажется, он недавно слышал разговор о том, что Эгила назначили командиром отряда в местном хемверне. [45] Внезапно его осенило.
– Водочки не хочешь пропустить, Эгил? Пойдем сядем вон там. – Он провел Эгила к столику, за которым оказалось два свободных места. Купил бутылку лимонада и приготовил Эгилу отменный коктейль.
45
Войска местной обороны, существующие в Норвегии в дополнение к регулярной армии.
– Вообщето мне не положено пить на работе, – пробормотал тот, – разве что по случаю свидания. – И он отхлебнул большой глоток.
Ермунн еще по совместной учебе в школе считал Эгила парнем несколько простоватым, но симпатичным. Звезд с неба он, может, и не хватал, зато из него получился неплохой крестьянин. С обеих сторон усадьбы, которую приобрели его родители, стояли дворы бывших фашистов, и в селении ходили слухи, что у Вардена–старшего тоже рыльце в пушку: он будто бы состоял в «Нашунал самлинг». Однако точно никто ничего не знал, и Ермунн над этим не задумывался. По крайней мере до сегодняшнего дня.