Навеки твой
Шрифт:
– Ладно, перестань! Я понимаю, что у тебя все болит, но жаловаться вовсе ни к чему.
– Жаловаться? Но ведь…
Венеция пустила в ход ногти.
– Ай, как больно!
– Бедная твоя головушка! – Венеция встала прямо перед ним, но не ослабила хватку, готовая снова пустить в ход ногти. – Мистер Тредуэлл, позаботьтесь, пожалуйста, о лошадях. Уверена, они не станут жаловаться.
Хозяин гостиницы усмехнулся.
– Кликните Мэри, если вам что-нибудь понадобится, – посоветовал он и
Как только дверь за хозяином гостиницы закрылась, Рейвенскрофт со злостью во взгляде уставился на Венецию:
– Вы им сказали, что мы с вами брат и сестра?
Венеция отпустила его руку.
– Да. В отличие от вас я не имею никакого желания вызвать скандал.
Рейвенскрофт потер руку и пожаловался:
– Вы меня исцарапали своими ногтями.
– Ваше счастье, что я сделала только это. Рейвенскрофт, я теперь знаю, что вы учинили. Это северная дорога, и мы направлялись вовсе не к дому моей бабушки.
Рейвенскрофт понурился и со вздохом произнес:
– Ох!
– Это все, что вы можете сказать? – Венеция уперлась сжатыми кулаками в бока, испепеляя своего незадачливого похитителя негодующим взглядом. – Знает ли мой отец о том, что вы затеяли?
– Да. То есть нет. Но я намекнул ему.
– Так это вы написали злосчастное письмо? И подписали его именем?
– Да. Но ведь вы написали ему записку и сообщили, что уезжаете со мной, так что он не будет волноваться, если вас беспокоит именно это.
– Он будет очень сильно волноваться, когда узнает, что я не у мамы.
– Но ведь он не сразу узнает об этом!
– Узнает! Мои родители переписываются ежедневно. Они каждый раз отправляют одного из слуг с очередным письмом. Уже завтра утром отец будет знать, что я не приехала к маме.
Рейвенскрофт покачал было головой, но тут же поморщился от боли и прижал ладонь ко лбу:
– Господи, как больно!
Венеция даже не пошевелилась.
Он бросил на нее опасливый взгляд сквозь раздвинутые пальцы, вздохнул и бессильно уронил руки.
– Неужели вам меня ни капельки не жаль?
– Нет! – отрезала она, хотя у Рейвенскрофта был до смешного несчастный вид.
Рейвенскрофт снова вздохнул.
– Позвольте мне объяснить вам положение вещей. Для всего этого у меня были серьезные причины. Вы не знаете, вы не можете понять, как я… о, проклятие! – Он сполз со стула, упал на колени, схватил руку Венеции и жадно поцеловал. – Мисс Оугилви… Венеция… я люблю вас!
Лицо у Венеции вспыхнуло, она высвободила руку и отступила от Рейвенскрофта на безопасное расстояние.
– Не смейте этого делать!
Рейвенскрофт остался на коленях и, широко раскинув руки, воззвал:
– Но я должен, потому что люблю вас! Я ради этого сбежал с вами!
– Если бы я
– Но вы были так любезны со мной!
– Я любезна со всеми. И вот что я скажу вам со всей доступной мне прямотой, Рейвенскрофт. Я не люблю вас и никогда, вы слышите, никогда не выйду за вас замуж.
Рейвенскрофт опустил распростертые руки.
– Вы должны выйти за меня замуж. Вы здесь со мной. Наедине. В гостинице. Вы скомпрометированы.
– Я не понимаю, с какой стати… – заговорила Венеция, но голос ее оборвался. Осознание случившегося словно обдало ее холодом. Если происшедшее станет известно в Лондоне, она и в самом деле будет безнадежно скомпрометирована. Какая несправедливость! Ей так нравилось лондонское высшее общество с его развлечениями и радостями! Теперь она может утратить все это безвозвратно.
Венеция подошла к окну в полной растерянности. Мысли ее путались. Может, она успеет вернуться в Лондон до того, как разойдутся слухи о ее исчезновении? Но каким образом? Только сумасшедшая женщина решилась бы отправиться в дорогу одна в такую погоду.
Надо же было такому случиться! Если бы произошло чудо и здесь оказался Грегор! Каким бы он ни был, голова у него на плечах что надо, он никогда не паникует и не юродствует.
На мгновение возбужденному воображению Венеции представилась высокая фигура темноволосого мужчины на белом коне. Его куртка с капюшоном запорошена снегом; касторовая шляпа с закругленными полями низко надвинута на лоб и защищает его зеленые глаза от ветра и холода.
Видение скоро исчезло, а Венеция все еще стояла у окна и смотрела на снежные вихри.
– Мы должны составить какой-то план, – заявил наконец Рейвенскрофт громким и раздраженным голосом.
Венеция не обернулась, но была уверена, что он попытался придать себе решительный вид. Как он, однако, похож на ее отца с его бурными эмоциями и полным отсутствием здравого смысла!
– Венеция, – продолжал Рейвенскрофт драматическим тоном, – мы…
– Мисс Оугилви, – поправила его Венеция, но тотчас спохватилась и добавила: – Впрочем, вы должны называть меня мисс Уэст.
– Это покажется странным, ведь я ваш брат.
Она вздохнула. Рейвенскрофт прав. Придется позволить ему такую фамильярность.
– Ладно, будьте вы прокляты, называйте меня по имени.
– Венеция, – произнес он торжествующим тоном, – позвольте мне заверить вас, что у меня уже созрел план, как все уладить, чего бы это ни стоило.
Венеция зажмурилась и начала медленно считать до десяти, чтобы не взорваться.
Она успела досчитать только до четырех, когда услышала громкое восклицание Рейвенскрофта:
– Господи помилуй!