Навеки твой
Шрифт:
Временами гости серьезно и смущенно о чем-то шушукались, имея в виду, несомненно, недееспособную хозяйку дома. О своем душевном состоянии Юдит узнала, что оно «стагнирует», «критическая точка уже пройдена», у нее «уже давно не было сильных волнений», и она «бравый едок», и какая замечательная эта современная медицина с ее целебными биологически активными веществами. Благодаря им психиатрической пациентке обеспечено «абсолютно человеческое существование на дому». Более того, Юдит, по заверениям Ханнеса, это «веселая уравновешенная женщина», и она «в таких условиях способна дожить до ста лет».
Под
Вечер приближался к своему первому кульминационному пункту. Юдит позволила себя разбудить и привести в порядок, чтобы было не стыдно выйти к гостям. Она настояла, чтобы ее облачили во фланелевую фиолетовую пижаму из зимней коллекции «Психо» под черным купальным халатом из эпонжа. Теперь все, кому она была «дорога», могли заключить ее в сердечные объятия и приветствовать выход в общество по эту сторону бытия. Единственный человек, с кем она держала дистанцию, был Лукас. Юдит испытывала неловкость перед ним за разыгрываемый ею в последнее время спектакль. Перед Али она также старалась держаться бодро, чтобы приободрить брата.
Когда утихли приветственные возгласы, главный организатор торжества попросил слова.
— Дорогая Юдит, моя дорогая семья и друзья, как вы знаете, я не любитель долгих речей, — начал он.
Ханнес говорил о прошедших месяцах, они «для всех — видит бог! — выдались непростыми», о вызовах, на которые пришлось отвечать, о переменах в личной судьбе, какие якобы должны наступить уже на следующий день, и против них все бессильны и беззащитны. На этом месте Юдит решила прервать речь непродолжительными аплодисментами, тем самым наградив себя несколькими в высшей степени приятными мгновениями наступившей тишины.
После этого Ханнес стал излагать мысли короче и скоро добрался до утверждения, что «нынешний день для него и Юдит будет особенным». С последним его заключением трудно было не согласиться. «Дело в том, что наша, как бы это сказать, ситуация с жильем» — он нарочито растягивал звук «И» для придания более глубоко значения этим словам — отчего выходило «сииитуация с жииильем», да, эта ситуация с жильем в самые ближайшие дни изменится, «расширится, так сказать», дополнил он с ухмылочкой. Юдит больше не могла сдерживаться и захлопала в ладоши.
Ханнес поднял над головой ключи, торжественно позвенел ими и снова заговорил, уже тоном средневекового привратника: позвольте просить всех следовать за мной. Юдит приблизилась к Али, позволив ему быть ведущим. В действительности она была единственной, кто заранее знал, куда тянется этот короткий путь. Похожую модель жилища она недавно имела возможность изучить.
Вскоре гости очутились в соседнем помещении, где совсем недавно жил пенсионер Хельмут Шнайдер, ныне покойный. Гости застыли в изумлении от дорогого убранства отремонтированных комнат. Ханнес воистину проделал огромную работу, причем неизвестно каким чудом ему удалось сохранять это втайне
В подобные минуты преображения ни о каких спорах и дискуссиях и речи быть не может. Не обсуждаются и вопросы вкуса, даже если на каждом квадратном сантиметре тщательно обустроенной площади свободный от предвзятости глаз увидит приметы того, что ответственный за работы архитектор свое основное рабочее время посвящает оборудованию аптек.
— Я приобрел эту квартиру, чтобы мы здесь не наступали друг другу на пятки, — разъяснил Ханнес с торжественной скромностью.
Под словом «мы» он имел в виду маму, для которой, казалось, наступила третья молодость. Юдит отделилась от группы, обнаружила стол со множеством булочек и объявила закусочную открытой.
— Могу я рассчитывать еще на минуту вашего внимания?
Разумеется. Ведь Ханнес приготовил еще один, последний, сюрприз. Сюрприз ждал за прикрытой белой дверью.
И вот гостям позволили войти в жилые, спальные, дневные, ночные, покои, приготовленные специально для Юдит, где она, как предполагалось, будет переживать часы тревог и покоя, и где найдет все, что, по представлениям Ханнеса, необходимо для «абсолютно достойного человеческого существования», включая новую, еще большую по размерам чашу для фруктов, где лежало всего три банана. Над этим предполагалось еще поработать.
Юдит направилась к стене, которая отделяла ее предполагаемое новое жилище от прежней спальни, и незаметно простукала. Ах, как ей хотелось самой спросить у Ханнеса, как ему удавалось изобразить звук листового металла, проговаривал ли он слова каждый раз самостоятельно или включал магнитофон, и не вмонтировал ли он акустические колонки прямо в стену? Но теперь ее задача заключалась в ином.
Естественно, восторженные взгляды гостей в первую очередь привлекла величественная люстра, подвешенная в центре потолка над ее кроватью. Это была та самая элегантная люстра из Барселоны с кристаллами, которые создавали непередаваемую игру цвета.
— Эта люстра, дорогие члены семьи, дорогие гости, имела для нас двоих исключительное значение, — заявил Ханнес. — В ее лучах Юдит и я в некотором роде… — потребовалась короткая пауза, чтобы присутствующие догадались улыбнуться, что больше подобает этой трогательной, но веселой ситуации, — …учились любить.
Юдит, на которую не действовали его словесные манипуляции, выдвинулась из задних рядов поближе к люстре, взялась обеими руками за свисающие шнуры с нанизанными кристалликами и заставила люстру зазвенеть той довольно странной и все же такой родной мелодией, что вызвало у гостей громкий смех.
— Вы только посмотрите, как она радуется! — воскликнул Ханнес.
4
Дверной звонок прервал хорошо поставленное зрелище, и разговоры внезапно прервались.
— Это мои гости, — четко и ясно объявила во всеуслышание Юдит.
Давно присутствующие не слышали такого звучания ее голоса. Впрочем, и самой Юдит придется снова привыкать к нормальной речи. В дом вошли Бьянка с Басти в сопровождении двух незнакомых мужчин, которые остались в прихожей.