Навеки твой
Шрифт:
Лэрис на миг застыла, впитывая мои слова, и откликнулась уже другим голосом:
– А вот это правда. Ты думала о нем даже слишком много. Лучше бы поменьше.
Она потерлась о плечо Глеба, как бы освобождаясь от пелены забытья, и подняла на меня потемневшие глаза. У нее задрожали губы, она хотела было что-то сказать и не смогла.
Я пробормотала, что не сержусь и уже привыкла к выходкам Лэрис, но ее почему-то передернуло от моих слов, и Глеб предусмотрительно опять зажал ей рот рукой.
– Собирайся в больницу, – приказал он мне. – Уже стемнело, можно выходить. Похоже, мы даже рискуем опоздать. До которого часа там прием?
…Мы нарядили его в старую Андрееву куртку на меху. На брате она сидела лучше, Глеб для нее оказался слишком худ. И во время суетливых сборов, и по дороге в больницу он был угнетен и молчалив, и хотя не озирался как обычно, но и не поднимал головы.
На половине пути Лэрис внезапно остановилась и схватила меня за руку.
– Давайте зайдем, – умоляюще проговорила, она и указала глазами на деревянную церквушку, построенную в прошлом году, как утверждала молва, на деньги мафии – грехи замаливать.
– Вот еще. Зачем?
– Как зачем? Ты что, не знаешь, зачем туда ходят?
– В нашей семье не принято было полагаться ни на кого, кроме самих себя.
Лэрис нахмурилась и отвела взгляд:
– Вот от гордыни-то все ваши беды…
Мне показалось, Глеб смотрит на меня испытующе, но я не собиралась развивать эту тему. Задев его локтем, я пошла вперед, потянув их за собой цепочкой шагов. Навстречу попадались только представители двух враждующих лагерей – собачники и милиционеры. Не имея собаки, я всегда была на стороне первых: какой смысл заводить пса для охраны, если придется надевать на него намордник?
За спиной Глеб тихо переговаривался с Лэрис, и мне казалось, что все время слышится мое имя. В вестибюле больничного корпуса он остановил меня и нервно облизал губы.
– Тебе страшно?
– Мне нужно покурить… – Он принялся торопливо шарить по карманам. – Черт, я не переложил сигареты! Лэрис, у тебя с собой?
– Андрей не курил, – заметила я, когда она достала пачку.
– Закурил бы! – У него смешно сорвался голос, но никто из нас не улыбнулся. – И если ты мне еще хоть раз напомнишь, каким чудом был твой слюнтяй братик, я тут же уйду, поняла? Я – не он и не собираюсь таким становиться.
К нашим ногам подбежала шустрая лохматая собачонка, подергала носом и, чуть отступив, пустила струйку на кафельный пол.
– От твою мать! – воскликнула гардеробщица и проворно выбралась из-за своего прилавка. – Разрешила погреться на свою голову… Вот и делай после этого добро!
Лэрис прыснула смехом, и Глеб как-то сразу обмяк. Заметив, что он собирается закурить, гардеробщица погнала его на крыльцо, но Глеб не пошел, молча спрятал сигарету и начал раздеваться.
– Сними шапку, – сказала я Лэрис, и она послушно извлекла темную копну волос, мгновенно превратившись в приземистую толстушку.
– Что ты ей скажешь? – на ходу спросила я у Глеба, когда мы миновали переход в тот корпус, где лежала мама. – Первые слова?
– Но ведь я хочу сказать их ей, а не тебе, – огрызнулся он. – Я не собираюсь репетировать перед вами.
«Андрей никогда не разговаривал в таком тоне», – подумала я и остро затосковала по нему – неповторимому.
– Ладно, – согласилась я через силу, – будем надеяться, что ты – мастер экспромта.
– Слушай, заткнись! – Он круто развернулся, и я воткнулась лицом в его шерстяной свитер. От него шел незнакомый, чужой запах.
«А что, если все выйдет по плану? – Я приотстала, не спуская глаз с его твердой спины. – Что тогда будет?»
Моя рука невольно потянулась к широкому плечу, но Глеб сейчас был слишком далек, я не смогла удержать его. Лэрис обернулась на ходу и мотнула головой, поторапливая меня. Ее лицо горело от возбуждения и быстрой ходьбы, мне даже захотелось коснуться его холодной ладонью, но было некогда, некогда…
– Куда это вы все?
Давно знакомая медсестра преградила нам дорогу, и я испугалась, что Глеб сейчас собьет ее с ног, охваченный своей безумной идеей. Но он внезапно остановился и посмотрел на нее сверху вниз, как мне показалось, даже дружелюбно.
– А, это ты, – медсестра узнала меня, но тут же снова перевела взгляд на Глеба, и черты ее оживились. – А это… с тобой?
– Это ее брат, – вмешалась Лэрис, делая шаг к нему и загораживая меня. – Мы считали, что он погиб в Чечне. Нам даже гроб прислали. Закрытый, правда… А он вот вернулся…
Она, казалось, сама была изумлена тем, что произошло. У меня все мелко-мелко задрожало внутри: началось… Медсестра слушала, приоткрыв перламутровый рот и чуть отклонив к плечу голову, стянутую крахмальными тисками шапочки, делавшей всех сестер похожими на Нефертити.
– Вот это да! – выдохнула она, и стало очевидно, что Лэрис удалось вызвать потрясение. – Черт, как в кино!
– Точно, – подтвердила я, но моего шепота никто не расслышал.
Сестра уже шла на попятную, бормоча, что, конечно, раз такое дело… Но толпой все равно нельзя… Глаза Глеба снова засветились отрешенностью, и только тут я заметила, что они вновь стали темно-синего цвета. Это были глаза моего брата, я могла бы дать на отсечение не только руку, но и голову.
– Вот ты… и ты… – медсестра неуверенно ткнула пальцем в нас с Глебом. – Вам можно пройти. А ты-то кто?
Мне уже не были слышны объяснения Лэрис. Ей наверняка было что порассказать заинтересованному слушателю. Я шагала по слабо освещенному коридору рядом с Глебом, и в голове у меня надувался плотный шар. Он уже давил на уши и глазные яблоки, быстро приучая меня передвигаться на ощупь. За ручку двери, ведущей в мамину палату, я схватилась первой, тщетно пытаясь преградить Глебу дорогу. Он отодвинул меня и вошел.
В то же мгновение шар в моей голове испустил дух, и я отчетливо увидела, как Глеб осторожно, будто пробираясь по льду, движется к маминой кровати. Она не спала и, когда он вошел, смотрела в окно. Белый холодный свет от фонаря, освещавшего наполовину обросшее снежной коркой стекло, заливал ее и без того бледное лицо, придавая ему нездешний, лишенный плотской живости вид. Она всегда была больше духом, чем телом, просто сейчас это стало бросаться в глаза.