Навигаторы. Заброшенный маяк
Шрифт:
***
С того дня я стала усердно медитировать, внимательно слушая деда и его советы.
– Очисти мысли, Мика, – в очередной раз размеренно протянул дедушка.
Сперва я удобно устроилась: вытянула ноги, руки положила на колени, а спиной опёрлась о стену совершенно пустого отсека (почему-то мне захотелось именно в пустой отсек). И только затем, закрыв глаза, я мысленно представила, как из переполненного хламом отсека постепенно выгружаю вещи, предметы. Их оказалось много, и это заняло у меня некоторое время. Всё, мысленный отсек опустел. Теперь я должна была представить, в какой галактике, каком рукаве, каком скоплении и в какой системе находится нужный объект. Астрономия и физика давались мне легко. Перед мысленным взором ярко горели координаты объекта. Они светились голубым неоновым цветом, я стала рассматривать каждую цифру отдельно, стараясь мысленно то приближать её, то отдалять. И снова смотрела на координаты в целом. В какой-то момент сознание перешло в пограничное состояние: я не спала и не бодрствовала, цифры координат расплылись передо мной. Стало так уютно, так хорошо, хотелось запомнить это ощущение – лёгкости и в то же время наполненности силой. Я вздрогнула от голоса искина.
– Микаэлла нье? Риолин открыла червоточину на объект 43YAuS-23, Микаэлла нье? Риолин открыла червоточину на объект 43YAuS-23.
Я распахнула глаза и уставилась на деда.
– Великая Точка начала, внученька, получилось! У тебя получилось! – Он чуть ли не подпрыгивал от восторга. – Я так не радовался, когда твой отец открыл свою первую червоточину!
У меня даже закрались сомнения: а он точно ожидал, что я справлюсь? Или надеялся на противоположный результат?
А затем потянулись учебные дни, которые стали дополняться часами тренировок по открытию червоточин. Не раз мы прерывали занятия, чтобы сунуться в миры, где могли пригодиться демонтированные приборы и вещи с маяка. Как ни странно, спрос на это был. Тогда же дедушка, продав остатки неизвестных мне бурых камней, которые хранились в сейфе в его гардеробе, оплатил для меня установку самого современного, какой мы могли найти в нашем сегменте космоса, чипа-переводчика. Я нервничала, ведь мне предстояло лечь в амниотическую капсулу на неизвестной космической медицинской станции, но дедушка оставался рядом, и я уместилась на мягкое и подогретое ложе. Да… Дома у нас была не просто устаревшая модель, судя по виду и набору сенсорных кнопок, а совсем древняя.
Пока мне устанавливали чип, дед закупил просто огромное количество кормосмеси для пищевого синтезатора, множество разных картриджей для систем маяка. Я удивилась такой расточительности, но поняла, что все эти приобретения мы используем и кредиты точно не потрачены зря.
Уже через два месяца я могла спокойно около трёх часов держать десять червоточин, и только иногда искин уведомлял меня, что какая-то из них нестабильна. Я с этим справлялась: мысленно усиливала нажим, и все червоточины становились стабильными.
Дед приплясывал.
– Это потрясающе, Микаэлла! Тебе ещё нет и тринадцати, а ты уже держишь, не напрягаясь, десять червоточин! Десять! Я в твоём возрасте открывал пять. Похоже, дар Михаэля передался тебе! Хотел бы я дожить до момента, когда ты достигнешь своего максимума!
Я заразилась его энтузиазмом.
– А что нужно, чтобы открыть сто червоточин?
– Это большая сила, Мика, наградить ей может только Великая Точка начала.
– Что я должна сделать, чтобы Точка начала дала мне такой дар?
Дедушка испуганно заозирался.
– Не смей думать об этом, Микаэлла нье? Риолин! – Видя мои удивлённые глаза, он нехотя пояснил: – Говорят, Точка начала – это некая могущественная сущность, которая создала нас, навигаторов. Она предстаёт перед вигами мерцающей туманной девушкой, у которой своё чувство времени, юмора, справедливости… Она может наградить тебя великой силой, великими благами, но также может и отнять эту силу, а зачастую и жизнь. Немногие решаются открыть по нулевым координатам быстрый переход, и ещё меньше вигов возвращаются оттуда.
Я сглотнула.
– Да, да! Поняла, я поняла! – Не хватало ещё моему дедушке поймать очередной приступ.
А вот другие способы открытия червоточин остались для меня только теорией. Вот как я могла попрактиковаться, представляя в своём уме подробное описание Орсеи, если дед запрещал открывать туда путь? Или взять за конечность живое существо и представить описанный им объект? Такой способ подходит, когда инопланетчик не знает координат родного мира в системе навигаторов.
В последние несколько дней дед грузил меня огромным количеством знаний, будто торопился. Торопился дать мне всё, что может, что успеет. К моим медитациям и обычным предметам прибавились уроки пилотирования катером.
Когда я впервые села за управление катером, то сперва пребывала в восторге. Теорию я уже давно знала, но ни разу не практиковалась. Совсем. Дед не позволял мне летать хотя бы потому, что мои руки не дотягивались до некоторых кнопок и рычагов управления, а ноги вообще болтались в воздухе, свисая с кресла пилота, хотя им надлежало стоять на педалях заднего хода и старта, утопленных в пол.
В первый раз задача, казалось, стояла простая: всего-то требовалось отцепиться от шлюзовых захватов и сделать один оборот вокруг маяка. Это были самые изнурительные восемь часов моей жизни…
– Куда?! – орал дед. – Куда ты так резко прёшь? Ты не видишь что ли? Загорелась кнопка отпустить захваты?! Вот она, прямо перед твоим никчёмным носом! Мигает уже пять секунд! Отрыжка флюбунта, ты сейчас оторвёшь стыковочный шлюз!
– Забыла, – зло пропыхтела я, нажимая требуемую кнопку. Дикая вибрация катера сразу прекратилась. Идиотка! Забыла отключить стыковочные захваты и сразу подала треть мощности на ходовые движки, надеясь покружить в молочном космосе, разливающемся вокруг маяка.
Катер рывком отделился от стыковочного шлюза, нас тряхнуло, а дед обмяк в соседнем кресле и, не обращаясь ни к кому, спросил:
– Может, всё-таки рано?
После этого мы часами отрабатывали штатный полёт, остановки, медленные торможения, зависания и стыковки с маяком. Меня обзывали тупицей, идиоткой, отрыжкой, малолеткой и ещё десятком разнообразных ругательств, смысл которых не всегда доходил до меня. В какой-то момент я довольно сносно отшвартовала катер от маяка, провела его сквозь созданную мной червоточину, вернула в пространство маяка и ввела его в недавно оборудованный стояночный док.
В тот вечер дедушка поцеловал меня в лоб, мягко улыбнулся, за ужином выпил две стопки страшно дорогой, а потому редкой для нас рейцы. Он был очень доволен…
А утром мой единственный родственник не пришёл завтракать, как делал это на протяжении всей моей сознательной жизни. Прождав дедушку двадцать минут, я с беспокойством отправилась к нему. Едва войдя в его отсек, сразу всё поняла: настал момент, когда я осталась одна. Дед полулежал на своей широкой кровати, опёршись на подушку в изголовье. Он не разделся перед сном, в безжизненных руках держал такой же старенький, как и у меня, планшет. Даже в смерти его лицо оставалось очень довольным, расслабленным: губы замерли в лёгкой улыбке, брови разглажены, глаза чуть прикрыты. Я сглотнула и медленно осела на пол отсека. Какое несчастье… Я не впала в благословенное забытье: психика вигов очень устойчива, чтоб её пожрал протуберанец!