Навклер Виал 4: Негостеприимные воды
Шрифт:
– У тебя жар, – сказала она на очередном привале.
– Я не могу позволить себе болеть.
– Нога красная, пузыри лопнули, но сукровица течет.
Смывая пыль, смешанную с гноем Виал испытывал облегчение. На время это приносило облегчение.
– Как ты идешь?! – поразилась Хенельга.
– Разве у нас есть выбор? Но я не откажусь, если вы понесете меня.
– Размечтался! – Эгрегий всплеснул руками. – Раз затеял эту ерунду, так сам расплачивайся.
Виал кивнул.
– Если ему станет хуже, – вступилась за товарища
– Чего это?!
– А того! Он знает язык…
– Ты тоже можешь объясниться с местными.
– Но меня они слушать не станут! И тебя тем более.
– Надо же, да я ценный актив, – хмыкнул Виал.
Радовало, что его не бросят.
Виал сомневался, что смог бы предложить товарищам оставить его. Не хотел и боялся этого, не мог остаться один в краю цивилизованных данаев. Уж лучше среди варваров, те хотя бы не забыли правил гостеприимства.
Никто из спутников не предлагал этого. Пусть Эгрегий все еще был зол на старшего товарища, но бросить его в чужом краю не мог. Не из практических соображений, не по совести это было бы. Так бы он только доказал, что злится на Виала не из-за его предательства, а потому что не получил желаемого. Словно ребенок, лишенный печенного в меду яблока.
– Кто-то идет, – вдруг сказал Мустиф.
Он никогда не вмешивался в перебранки этой троицы, старался быть незаметным и тихим. Но заткнуть уши не мог, потому сразу обратил внимания на странный шум.
– Это Поллиэтия, тут везде люди, – фыркнул Виал.
– Их много. Шумные. Дети.
– Чем тебе дети не угодили?
Мустиф взглянул на торговца и покачал головой. Объяснять ничего не потребовалось, первый камень в чужестранцев полетел раньше, чем на вершине холма появились дети.
Парень из Кемила мог бы объяснить, что беднота из сельской округи не любит чужаков. Виал это знал и сам, но обычно эта нелюбовь проявляется в молчаливом недовольстве. Чтобы летели камни…
Потому этим занялись дети, пользующиеся своей безнаказанностью.
Их было не больше десятка, но они метали камни с такой скоростью, словно сотня. Камни мелкие, нагретые солнцем и детскими ладошками. Снарядов полно вокруг, они были такими легкими, что могли далеко лететь. Не все находили жертву, но некоторые камни попадали в чужестранцев. Ссадины, небольшие синяки – больше моральный вред, чем настоящий.
Чтобы метнуть снаряд тяжелее, необходимо подойти ближе, а это чревато.
Эгрегий начал браниться, взбежал на холм, собираясь преследовать наглых детей. Те тут же бросились прочь, словно опытные пращники выдерживающие расстояние между собой и врагом.
У них было преимущество в скорости и маневренности. Это их земли, они прятались среди маслин, ныряли в овраги, исчезали из виду, словно туман.
– Эгрегий! – крикнул Виал. – Стой!
Он не боялся, что товарищ настигнет детей. Пока это все игра, пусть жестокая, с неприкрытой ненавистью, но стоит задеть хоть одного ублюдка,
– Останови его! – крикнул Виал Хенельге.
Сам он не мог преследовать товарища.
Женщина метнулась на холм, в два прыжка настигла Эгрегия и схватила его. Тот продолжал бранить чумазых ублюдков, но позволил себя увести. Его противники тут же воспользовались ситуацией и вынырнули из укрытий.
Камни продолжали сыпаться на чужестранцев, пришлось им продолжать путь под этим дождем. Слабость Виала, его неспособность идти быстрее, задерживали чужаков. Эти мелкие шавки могли расценить их бег, как трусость. Почуяв кровь, все местные могли бы наброситься на гостей.
Говорить времени не было, да никто и не хотел. Все, кроме Мустифа, были поражены случившимся. А бывший раб мог рассказать, как сам в детстве забавлялся, кидая камни в проплывающие мимо лодки.
К счастью, Эгрегию не пришло на ум ответить на обстрел. Праща служила ему поясом, слишком туго затянутым, чтобы его сорвать на ходу.
Дети преследовали чужестранцев до полудня, затем куда-то подевались, но вечером все продолжилось. Возможно, это была уже другая группа, ни Виал, ни его спутники не имели желания разбираться.
Пришлось смириться с этим, продолжать путь в компании.
Порой им что-то кричали, забравшиеся на холм подростки делали неприличные жесты, завидев женщину. Хенельга отвечала им тем же, что сбивало нахальных преследователей получше всяких снарядов. К такому они не были готовы.
– Ты держишься лучше нас, – подивился Виал.
– Я вдвойне чужак, – ответила Хенельга, – мне проще.
Были и другие причины, в отличие от местных женщин, она отличалась крепостью духа. Порой Виал замечал, что ее душа намного сильнее его собственной. У нее просто нет оправдания чтобы быть слабой, вот и приходится проявлять большую силу. Большую, чем ее спутники.
С закатом безумный дождь из камней прекратился. Детей замело в их хижины, к большей радости путешественников.
Найти места для ночлега не удалось, разжигать огня люди не хотели. Целый день под давлением заставлял их проявлять осторожность. Виала даже не успел омыть ожоги в источнике. Пришлось тратить запасы из фляги.
– Зачем они это делали?! – чуть погодя воскликнул Эгрегий.
– Не знаю, – ответил ему Мустиф.
– Но ты сразу понял, что они намерены делать! Ведь так, не отрицай.
Кемилец кивнул, но объяснять ничего не стал. Что он мог бы сказать? Зачем он сам это делал в детстве? Из страха или из зависти. Жили они не богаче чем дети в Гирции, но и не беднее, так почему же были жестокими к чужестранцам. Объяснения просто нет. Но что в Кемиле, что здесь чужестранцев не любили. Может быть, поэтому дети были к ним так жестоки.
До Тритогении, как очевидно, они не добрались за этот день. Пусть под обстрелом они не глядели по сторонам, но уж не заметить огромный город просто не могли.