Навозный жук летает в сумерках…
Шрифт:
— Да, эти твои конфетки так бодрят! Спасибо!
Линдрот сел за руль и завел мотор. Чтобы снова вывести машину на тропинку, ему пришлось изо всех сил жать на газ.
— Бедный Натте, что-то его мучает, — сказал Давид. — Ему постоянно мерещится, что все что-то вынюхивают…
— Да-а, — озабоченно произнес Линдрот, — интересно, чего он боится?
Они снова выбрались на тропинку. Некоторое время Линдрот вел машину осторожно, но потом помчался так же бесстрашно, как раньше, и к нему вернулось хорошее настроение.
Наконец они приехали на Лобное место. Все вылезли из машины. Линдрот
— Когда едешь, так трясет. Как там наш провиант?
Но с едой ничего не случилось. Все было в отличном состоянии. Линдрот склонился над корзинкой, поднял прикрывавшую ее салфетку и с наслаждением втянул в себя воздух.
— Нет, сначала надо все-таки выполнить наш маленький ритуал, — сказал он и положил салфетку обратно. — Так будет лучше.
Лобное место — это очень красивый холм. Линдрот сказал, что раньше здесь стояли виселицы. Их часто ставили на открытом месте, откуда открывался великолепный вид — то ли чтобы повешенных было видно с дорог, где проезжали люди, то ли чтобы осужденные перед смертью увидели хоть что-нибудь приятное.
Анника вздрогнула. Об этом страшно было думать.
— Да, страшно представить, — согласился Линдрот, — что есть люди, которые считают себя вправе лишать кого-то жизни. — Он замолчал. — Но все же здесь очень красиво, — добавил он.
На холме росли старые дубы. Ветер ровно шелестел в их кронах и в сочной зеленой траве. Где-то далеко звенел колокольчик на шее какой-то коровы. На деревьях пели птицы.
— Все-таки неплохое место для кладбища, — сказал Давид.
— Если честно, — ответил Линдрот, — я считаю, что здесь, внизу, куда лучше, чем на кладбище.
Достав все нужное из машины, они пошли на самую вершину холма.
Церемония должна была начаться с небольшого псалма.
— Псалом 579, стих первый, — сказал Линдрот и взял тон. Остальные тоже начали петь. Они стояли наверху, раскрыв книжки, и пока они пели, ветер трепал страницы.
Я только гость и странникНа празднике чужом.Мой дом не на земле, —На небесах мой дом. [5]Им предстояло установить памятную доску. Сначала Линдрот с помощью Юнаса и Давида вбивал колышек в землю. Потом к нему прибили доску.
5
Здесь и далее перевод стихотворений А. Гриднева
Линдрот прочитал слова, написанные на доске:
— Да, — заговорил Линдрот после минуты молчания. — Все живое едино, это твои собственные слова,
Линдрот замолчал. Вдалеке звенел бубенчик, ветер шелестел в траве и в листве деревьев, щебетали птицы, и ветер трепал страницы псалтырей, пока они пели:
Нашей жизни суетаУтекает, как река,Но за этой суетойДушу вечный ждет покой.— Это был псалом 545, первый стих, — тихо сказал Линдрот. — Можешь положить цветы, Анника!
Анника поправила букет, подошла к доске и, опустив цветы на землю, слегка поклонилась.
— Скажите, пастор, а как вы думаете, мертвые продолжают жить? — спросил Юнас.
— Да, пастор, как вы думаете? — сказал Давид.
Линдрот не сразу ответил, он теребил свои густые брови. Он иногда так делал, когда его о чем-то спрашивали.
— Да-а, — ответил он наконец, — да-а… я думаю, что все происходит, как сказано в Библии — есть жизнь вечная. Не могу себе представить, чтобы старость и смерть тела были концом всего.
Анника спросила:
— А как вы думаете, мертвые могут общаться с живыми?
— Что ты имеешь в виду, Анника?
— То есть могут ли мертвые установить с нами какую-то связь?
— Не знаю… А зачем? — Линдрот снова потер свои брови.
— Мне просто хотелось знать… — ответила Анника.
Линдрот глубоко вздохнул, взглянул на небо, потом снова на Аннику, прямо в ее глаза.
— Да, милая Анника, я тоже хотел бы это знать. Если придерживаться того, что сказано в Писании, то никаких оснований так считать нет. Но много раз я присутствовал при людской кончине и должен сказать, что видел и слышал такое, что порой заставляло меня призадуматься. Вот, пожалуй, все, и, может, не стоит ломать голову над тем, что уму непостижимо?
— Давайте перекусим! — предложил Юнас, глядя на корзину.
— Давайте! — Линдрот подошел к корзине и снял салфетку.
Какие вкусности!
Какой пикник!
Какой превосходный день!
— Ну и что с того, что какой-то там статуи не оказалось в каком-то там гробу? — умиротворенно вздохнул Линдрот.
— Ерунда! — согласился Юнас. Он мечтательно смотрел перед собой. — Может, все же надо было позвать Йерпе, — сказал он.
На самом деле, это не предназначалось для чужих ушей — Юнас просто думал вслух. И прикусил язык.
Давид и Анника непонимающе уставились на него.
— Я просто подумал… То есть, не каждый день… Ведь все-таки мы нашли ученика Линнея!
ЦВЕТИК, ЦВЕТИК, СИНИЙ ЦВЕТИК
В отличие от Юнаса, ни Аннику, ни Давида египетская статуя никогда особенно не интересовала. Теперь же, когда Юнас перестал думать о статуе, она стала занимать Аннику. Не потому, что статуя была потерянным сокровищем, экспонатом для музея, а потому, что она много значила для Эмилии Селандер, и даже в последние минуты своей жизни Эмилия беспокоилась о ней.