Навсегда(Роман)
Шрифт:
— Так. Значит, из лагеря. Ладно. А до лагеря вы кем были?
— Солдаты, солдаты, солдаты! Сто раз говорили, что солдаты, так ведь не слушают! — вспылил Валигура.
— Какие солдаты?
— Армии Польской, — сказал Валигура.
— Красной Армии, запаса первой очереди. Пом-комвзвода. Пулеметчик.
— Ну ладно, — сказал командир, собираясь уходить. — Пока отправим вас в тыл, а там видно будет. Сейчас я за вами пришлю человека. Думаю, что вы правду говорите, ребята.
— Тьфу ты, бывают же бюрократы! — сказал ему
Начальник быстро обернулся:
— Болтаешь не по-солдатски.
— Какой я вам солдат! Вы нас, как пленных, посадили.
В это время посреди мощеного двора взорвалась мина, брызнув во все стороны каменными осколками.
От распиравшей его злобы Степан даже не обернулся. Командир, чертыхаясь, схватился за висящий на груди бинокль и быстро подбежал к обвалившейся бойнице.
Пулеметчик лежал ничком, не поднимая головы, а второй номер, скрестив ноги, сидел рядом и растерянно вытирал кровь, которая текла по лицу из множества ранок и царапин от мелких камешков.
Усатый командир подождал, пока к пулемету прибежал новый расчет, и указал цель. И хотя Степан ненавидел этого человека, сейчас ему понравилось, как тот себя ведет под огнем: степенно сосредоточенно.
Усатый долго глядел в бинокль. Потом озабоченно почмокал и сказал своему ординарцу:
— Ни черта не горит, просто безобразие!
— Горит все-таки немножко. Разгорится! — неуверенно заметил ординарец.
— Если не потухнет, так разгорится. Сапожники, а не саперы, простого дела не умеют сделать.
Еще несколько мин разорвалось среди арок во дворе старого замка. Усатый показал пулеметчикам новую позицию и куда-то ушел.
Звук боя менялся с каждой минутой; с того берега огонь все усиливался, а с горы, из развалин, отвечали все реже.
Степан долго внимательно вслушивался, потом сказал Валигуре:
— Тут дело такое, по-моему: у нас ведет огонь одно прикрытие, а все остальные ушли давным-давно. Досидимся мы тут, дождемся, пока фашисты на гору влезут.
— Я тоже насчет этого думал. Пойдем, хоть своими глазами увидим, что делается.
Они вылезли из ниши, прошли через двор и, поднявшись по каменным ступеням, очутились в маленьком дворике. Здесь около старинной амбразуры лежал перевернутый пулемет и в стороне от него в спокойной позе, лицом вверх, — пулеметчик. Веки его были приоткрыты, и казалось, что он смотрит на белые облака, как будто все происходящее вокруг перестало его интересовать.
Они поставили пулемет на катки, Степан лег и попробовал рукоятку. Пулемет был старый, родной, русский «максим». Механизм работал, только в коробке оставалось меньше половины ленты.
Степан немножко ослабил один болт, взялся за ручки и попробовал, как поворачивается в его руках тело пулемета.
Внизу, под обрывом, дымился, вяло разгораясь, мост. С того берега шла сильная стрельба, но никакой определенной цели не было видно.
Потом из клубов дыма, застилавших середину моста, вырвались и бегом бросились вперед, стреляя на ходу из автоматов, несколько солдат в глубоких немецких шлемах. Следом за ними другие с того берега побежали к мосту.
Быстрым, но плавным движением Степан повернул пулемет, навел, поправляя на дальность, взяв на глаз повыше, и в это мгновение услышал у себя за спиной шаги бегущего во весь дух человека и услышал голос усатого командира, зло кричавшего: «Пусти, отойди!..» Не обращая на него внимания, Степан ударил из пулемета по мосту, увидев, как взлетели щепки прямо под ногами у первых, вырвавшихся вперед солдат, мягко нажал на ручки, чуть приподнимая прицел, и расчетливо отпустил спуск в ту секунду, когда увидел, что мост до самой полосы дыма чист — там не осталось ни одного бегущего солдата. Стрелять наугад, в дым, было бессмысленно, и он перевел прицел и ударил по тем, кто подбегал к мосту. Больше никто не совался на мост, только стрельба с того берега усилилась.
— За Варшаву вам, собачья кровь! — заорал Валигура. — Да не за всю, а за один только переулок!
— Лежите тут и не двигайтесь! — быстро проговорил за спиной у Степана голос командира. — Сейчас будут патроны!
Валигура дотронулся до плеча Степана и, вытащив из коробки, показал ему конец ленты. Степан молча кивнул, не спуская глаз с того берега.
Усатый скоро вернулся с коробкой, поставил ее около Валигуры и остался стоять за его спиной, тяжело дыша после бега.
Валигура проворно подал ленту, и снова Степан экономными очередями опрокинул и отогнал обратно, в гущу дыма, пытавшихся прорваться по мосту солдат.
— Видали, как у нас? — сказал Валигура, который все еще злился на усатого.
— Что да, то да! — согласился командир.
Пламя на мосту вдруг взметнулось кверху, что-то рухнуло, и дождь искр посыпался в воду.
— Наконец-то! — сказал командир.
Подбежал ординарец и облегченно воскликнул:
— Вот вы где, товарищ комиссар! Мы вас потеряли совсем!
— Передай приказание: прикрытию отходить!..
Разгорелось наконец-то!
— Он тут, у них, видать, важная шишка, — шепнул Валигура.
— Берите пулемет, пошли! — скомандовал комиссар.
Они прокатили пулемет по двору, снесли по каменной лестнице вниз и вышли к задним воротам, где стояли две верховые лошади. Там сняли пулемет со станка, навьючили его на лошадь, а на другую усадили двух легко раненных партизан. У ворот собралось уже человек двадцать бойцов. Трое с ручным пулеметом остались на месте, остальные вышли из ворот и напрямик через редкую березовую рощицу двинулись к лесу.
— Есть и у нас пулеметчики, а такой работы, как у этого бородатого дядьки, я не видел, честное слово, — по-литовски сказал усатый командир своему ординарцу.