Навстречу судьбе
Шрифт:
Дежурные станции закрыли фрамугу только через неделю, досконально убедившись, что гости уже не вернутся.
Мы очень беспокоились, прилетят ли ласточки весной. К нашей радости, они прилетели. Налепили еще гнезд. В конце августа, когда они вновь улетели на юг, я посчитал — их стало семь.
В нынешнем году я зашел к старым знакомым в июле. В рабочем зале стояла тишина. Дежуривший рабочий сказал: «Первый выводок уже «выписался». Гнездуется рядышком. Родители высиживают второй».
В этот раз гнезд уже тринадцать. Ласточкам здесь понравилось.
30
Теперь ласточек становится все меньше. И все реже слышим
над полями пение жаворонков, перекличку перепелов, дергачей.
А при вспашке полей за трактором вместо грачей
устремляются чайки. Май 2020
Запасливая сорока
В начале ноября в наших краях выпал первый снежок на сырую землю. За окном появились синицы, как бы заявляя о том, что скоро начнутся холода. Они очень подолгу с любопытством заглядывали в окна и этим поторопили меня прибить за окном кормушку.
К моему удивлению, когда я в нее насыпал хлебных крошек, и синицы, и воробьи не очень-то охотно клевали. А это означало, что кроме кормушки, птицы находили для себя корм в других местах. Через неделю выпал большой снег. Тут налетели и синицы, и воробьи. За окном послышался гвалт и писк. Синички обычно уступают воробьям. Отлетят в сторонку и наблюдают, ждут своей очереди. Но это пока они не голодны. Голод заставляет и их отстаивать свои права.
Нынче я видел, как на кормушку прилетел поползень. Разогнал и робких синиц, и драчливых воробьев, крыльями загородил все хлебные крошки, дескать, это все мое, а сам к ним не притрагивается. Меня это озадачило. Я часто вижу, как он обследует деревья. Значит, думаю, питается разными букашками, насекомыми. И я ему отдельно подвесил кусочек мяса. Смотрю, клюнул его и больше не стал. В другой раз прилетел. Опять крылья растопырил. Стал набирать в клюв хлебных крошек.
Под моими окнами березовые посадки. И мне было видно, как он рассовывал их в разные щелки коры деревьев. Таскал долго и на различные расстояния. Прекрасно понимая, что голод не тетка, на черный день все сгодится.
Хочу привести давний пример с сорокой. Там, где я работаю, зимней порой тоже приходится подкармливать птиц. Однажды недалеко от входной двери здания я раскрошил черствую хлебную горбушку. Налетели воробьи, синицы. И сорока тут как тут. Эта вся мелкота от нее, естественно, разлетелась врассыпную. А она, как настоящая воровка, с жадностью набирала в клюв хлебных крошек. Да выбирала те, что покрупнее, и улетала. И так несколько раз. Мне показалось подозрительным: не может же она так быстро съедать свою пищу.
Подсмотрел. Она долетала до местечка, расположенного сбоку здания. Как мне показалось тогда, проглатывала то, что было в клюве зажато, и начинала чистить свой клюв о снег. Поразился я тогда ее аппетиту.
Через месяц-другой чисто случайно увидел сороку на том же самом месте. В этот раз она, плутовски озираясь по сторонам, свою голову совала глубоко в снег. Неужели, подумалось мне, она тогда прятала хлеб, а теперь его достает? Ведь за это время не один раз ложился снег, дули вьюжные ветры. Стало кругом голо. Никаких примет. Кочки и те заровняло. Единственный признак — рядом стояла одинокая ветка полыни.
Накинув на себя пальто и обувшись в валенки, я выскочил на улицу и полез в сугроб. Хотелось убедиться в хитрости птицы. Завидев меня, сорока что-то по-своему громко проверещала и скрылась. Снегу было много. Добравшись до примеченного места, я увидел глубокую ямку, а в ней — облепленные снегом хлебные крошки. Значит, она тогда не клюв о снег чистила, а таким образом свой запас зарывала.
Зима 1998 г.
Воробей
В моей старой скворечнице на садовом участке нынешней весной опять поселились воробьи. Недавно все хлопотали вместе. И самка и самец. Из скворечницы выкидывали разный хлам, а в нее затаскивали новый материал: сухие стебельки травы, различные ворсинки и пушинки. Сейчас, к середине мая, самки не видать. Высиживает яйца. А самец, сидя на крыше скворечницы, переживает за нее, заодно хвастливо рассказывает всем, что он ведет свое домашнее хозяйство лучше всех. Например, скворечница хоть и старая, и в ней не совсем просторно и уютно, как в новой, зато само гнездо почти из одного пуха. И насчет корма у него тоже всегда полный порядок. И как бы другим в доказательство он принимает деловитый вид и летящую мошку ловит налету.
Серая ворона, сидящая неподалеку, не раз уже слышала бахвальства воробья. Ее всякий раз нервировало это, но она все сдерживала себя, прекрасно зная, как суровой и метельной зимой воробей, нахохлившись, прячется под застрехой и пищит: «Чуть жив… чуть жив…». Теперь, когда пригревает солнце и зазеленело вокруг, он громко, на весь свет бахвалится: «Семь жен прокормлю…!» На этот раз ворона не выдержала и закричала: «Ка-а-к!.. ка-а-к!» — «А вот так..! а вот так..!» — дразня ворону и, как бы поддерживая воробья, затараторила вездесущая сорока. К ней присоединилась любопытная синица, она изо всех своих сил пропищала: «Еще бы..! еще бы..! Каждый день…! не спит..!» У пруда, невдалеке от зеленого луга, услышав птичий базар, просвистел кулик. Жаворонок, наблюдавший всю эту картину, прыснул со смеху и взмыл высоко в небо.
Но воробья не смутишь. Он уверен в себе. И говорит всем то, что есть на самом деле.
Сейчас его больше всего волнует подруга. Поэтому он далеко от скворечницы не улетает. Изредка заглядывает в нее. Немного посуетится и вновь начинает беспокойно твердить: Чай ведь… чай ведь…» Переполненный нескрываемой радостью и надеждой, он спит и видит, как они со своей желанной подругой скоро будут таскать корм для своих птенцов. И ждет — не дождется.
Июнь 1992 г.