Навстречу ветрам
Шрифт:
Ну, что же он потом сказал? — спросил Андрей у притихшего Яши.
Яша ответил:
Он сказал немного. Но я вот сейчас даю ему слово, что Яша Райтман ничего не пожалеет, чтобы стать таким летчиком, как он. И таким хорошим человеком.
Начальник училища первый вылез из кабины и сказал:
Заруливайте на стоянку. Замечания получите на КП.
И вот Никита идет на КП. Вокруг начальника училища стоят командир эскадрильи, командиры отрядов, командиры звеньев, инструкторы. Человек-Непоседа
Товарищ начальник училища, разрешите получить замечания о полете. — Никита остановился и приложил руку к шлему.
Все смотрят на Никиту. Курепин улыбается, инструктор незаметно показывает большой палец правой руки.
Подойдите сюда, товарищ Безденежный, — сказал начальник училища и сам пошел навстречу к Никите. — Отлично, товарищ Безденежный! Никаких замечаний нет, благодарю вас за хороший полет.
Он крепко пожимает руку Никите, но курсант молчит. Волнуется? Очень. Там, в полете, не волновался. Может быть, только чуть-чуть. Самую малость… А теперь… Никита ведь знает, что этот полет был последним его полетом в училище. Пройдет несколько дней…
Он вдруг спохватился, приложил руку к шлему и сказал:
Служу Советскому Союзу!
Можете быть свободным, товарищ Безденежный.
Никита резко повернулся через плечо и побежал к своим друзьям. Они уже ждали его. Андрей, Абрам и Яша Райтман, Влас Караулов, Бобырев, Дубатов — все звено. Никита бежал к ним радостный и счастливый, а они стояли и почему-то молчали.
«Что случилось?» — с тревогой подумал Никита.
Вдруг Яша поднял руку, взмахнул ею, как дирижер, и все начали напевать туш. Никита засмеялся.
Смир-рно! — Яша подал эту команду таким голосом, что обернулись даже командиры, стоявшие на КП. — Р-равнение на Никиту!
Он сделал два шага вперед и начал речь: — Пилот Безденежный! От имени второго отряда третьей эскадрильи разрешите поздравить вас… Дай-ка я расцелую тебя, Никитка!..
И только Оська Бузько сидит в стороне и угрюмо смотрит по сторонам. Уж такой он человек, этот Оська Бузько, сам себя любит один раз в году. А у Никиты нет сейчас к нему никакого плохого чувства, и он возьмет вот и подойдет к Оське, сядет рядом с ним и по-дружески поговорит. Ведь такой день! Зачем сердиться друг на друга? Что мешает им стать товарищами?
Никита направился прямо к Бузько, но Оська встал и быстро ушел.
Эх, трын-трава! — безнадежно взмахнул рукой Никита. — Чудак человек.
Абрам Райтман, от которого не укрылась эта сценка, проговорил:
Существует некоторая закономерность в рождении редких людей. В несколько десятков лет мир рождает гения… Цивилизованное человечество радуется и ликует. Проходят еще десятки лет, и мир рождает нечто, похожее на Оську Бузько. Тогда цивилизованное человечество печально вздыхает…
Точно! — подтвердил Яша. — Товарищи пилоты! (Яша был влюблен в это слово.) Приготовиться к встрече еще одного коллеги. Идет, миллион чертей, виноват, идет Вася Нечмирев, сияющий, как солнце…
Вася, действительно, сиял от восторга.
Братишки! — Он на ходу сбросил шлем и взъерошил волосы. — Братишки! Я так думал, что Чики-Туко подстроит мне это… Третий маршрут. Понимаете, лечу, а сам думаю о Чернушках, миллион чертей. Полковник сидит, как тогда Андрюшка, — ни звука. Что? Будьте спокойны! Полный порядок. Отлично…
После ливневого дождя с последней грозой город казался свежим, словно умытым. Потоки сбегающей к морю воды уносили листья деревьев, клочки бумаг, к широкому простору мчались детские картонные кораблики. За ними бежали мальчишки и кричали:
— Это мой! Слышишь, мой!
Нет мой. Твой без флага!..
Когда-то ведь и мы были такими, Игнат, — проговорил Андрей, крепче сжимая локоть друга. — Помнишь, как тебя выпорола мать за то, что ты явился домой мокрый с ног до головы?
Так это ж ты тогда подставил мне ножку, Андр Юшка! Я и шлепнулся в лужу.
Так тебе и надо было. Если бы ты не бросил в мой фрегат голыш, он ни за что не перевернулся бы…
А ты помнишь, Андрей…
Они медленно брели под руку к приморскому бульвару, смеялись, вспоминая прошлое. «А ты помнишь? А ты помнишь?» За этими словами было их детство, оно словно шло сейчас с ними рядом, не отставая ни на шаг. Пройдет еще несколько лет, и, так же как сейчас детство, рядом будет шагать их юность. Кто из них первый спросит тогда: «А ты помнишь?.. Помнишь Лизу?»
Лиза… Андрей ни разу не спросил о ней. Игнат не сказал о Лизе ни слова. Они не сговаривались молчать об этом, им просто не хотелось обидеть друг друга упоминанием о ней. Лиза? Ну, что ж… Была такая девушка, девушка Лиза, а теперь нет ее… Она есть, может быть, она сейчас совсем недалеко от них, идет где-то рядом, но разве об этой Лизе им хочется вспомнить?..
Море слегка потемнело от потоков мутной воды, но даже сейчас оно было приветливым, спокойным, будто звало к себе. Волны катились на берег, шурша галькой. На рейде дымили пароходы, бакланы летали низко над водой, охотясь за рыбой. Вдали, обгоняя друг друга, под белыми парусами мчались яхты. Море было залито солнцем, сверкало.
Завтра я его уже не увижу, — печально проговорил Андрей. — Урал, Уральские горы, тайга… Это, может быть, тоже красиво, но…
Я понимаю, Андрей, — сказал Игнат.
Ему тоже было грустно. Завтра Андрей уезжает… Когда они теперь встретятся? Что ждет впереди каждого из них?..
Ты будешь писать, Андрей? — спросил Игнат.
Чаще, чем ты думаешь.
Он вдруг толкнул Игната плечом, крикнул:
Знаешь что? К черту хандру! Давай-ка подними выше голову, Бледнолицый! Пройдемся по нашему приморскому. Пошли! Ать-два! Помнишь, «плечом к плечу…»