Найдена
Шрифт:
– Какие тебе нравятся? – застенчиво моргая редкими белесыми, ресницами, спросил Бышек.
Я ткнула в красные:
– Эти.
– Спасибо, – обрадовался он, спрятал бусы в карман телогрейки и заспешил: – Пойду… Надо…
Он двинулся к воротам. Во мне что-то натянулось и зазвенело вслед: «Стой! Не ходи туда! Там смерть», но язык словно присох к небу.
«Княжна разберется, – попыталась успокоиться я. – Она упрямая, не отступится. Все расскажет поляку. Будет резня, шум. Нет, мне в этом проклятом городе делать нечего».
Струна внутри
Я раздвинула ветви и выбралась на небольшую, круглую поляну. Что-то в ней показалось знакомым. Через пару шагов под ногами возник небольшой каменный бруствер, а за ним – темная дыра. Так это ж Ведьмачья яма! Та, в которой я познакомилась с Дариной!
Я подобралась ближе к дыре и склонилась. В яме было тихо и темно.
– Эй, есть кто? – окликнула я.
– То… то… то… – отозвалось эхо.
Никого. Да и кому там быть? Не Дарине же… Она нынче мотается по городам-весям. Забыла про меня… А ведь клялась – «помогу, коли что». Хоть бы раз помогла.
– Найдена…
Меня отбросило от ямы. Из темной дыры звучал голос Дарины. Слабый-слабый…
Опустившись на четвереньки, я подползла к самому краю:
– Дарина?! Ты где?
– Де… де… де… Эхо. Померещилось.
Я поднялась, отряхнулась и шагнула на кочку. Ноги заскользили. Земля подо мной качнулась, куст вскинулся вверх, а небо полетело вниз и в сторону. Я ухватилась за ветку. Гибкая тростинка вырвалась и 'больно хлестнула по щеке. В глазах зарябило…
– Что же ты так неловко? – произнес укоризненный голос. – Вставай.
– Дарина? – Голова у меня гудела, в глазах мельтешили яркие точки, но я разглядела ведьму.
Она стояла на самом краю ямы. Темный просторный плащ укутывал ее с головы до пят. Широкий рукав обнажал тощую, иссохшую руку. В руке темнел суковатый посох.
– Чего дивишься? – спросила Дарина. – Ты позвала, и я пришла. Как обещала…
Нет. Этого не могло быть. Дарине неоткуда было взяться. Наваждение.
– Чур\ – Я поспешно перекрестилась.
– Сама звала, сама гонишь, – тая в воздухе, обиженно заявило видение.– О Боге вспомнила. А недавно ради собственной шкуры скольких отдала на заклание и не перекрестилась? Княжну предала… Бросила…
Она исчезла. Остались только суковатая палка и клочок тумана. Потом растаял и он.
С трудом перевернувшись на живот, я села и потерла затылок. Пальцы коснулись
Вдруг вспомнились огромные, умоляющие глаза Предславы, то, как она плакала и цеплялась за мои плечи… Никто за меня так не цеплялся. Потому что никому была не нужна…
Я поглядела на небо. Оно уже потемнело, однако Вечерница еще не вышла. Еще есть время. Я вернусь и помогу Предславе. Нельзя предавать друзей. Тем более одиноких…
42
Все рушилось. Предслава не пришла и даже не прислала свою девку.
Анастас метался перед потайной дверью и тихонько стонал.
Что случилось? Предала? Все женщины – предательницы… Она все рассказала Болеславу…
Он прижал к боку увесистый ящик с монетами. Перед глазами встала страшная картина: воины Болеслава в его клети. Их мечи блестят, а глаза горят праведным гневом. Они шарят по углам, переворачивают столы и стулья… «Казна! Нет казны!» – кричит один…
Господи, Господи… Что же делать? Ждать больше нельзя. Деньги при нем, значит, он сумеет обойтись без княжны… Он выживет.
Анастас толкнул дверь и ступил в полутьму подземелья. Скользкие стены, казалось, дрожат под его ладонями. Блики огня от лучины заплясали на влажных выступах. Херсонесец укутал казну в старую рясу, прижал ее покрепче к груди и побежал. Поворот… Прямо… Еще раз направо. Вот большой треугольный выступ – путь в терем Окаянного.
– Прощай, братоубийца, – прошептал Анастас и побежал дальше.
Польская казна давила на ребра. Ничего… Он переживет. Он выберется и еще покажет… Всем покажет…
Теперь за тот выступ, слева. Перед Анастасом поднялся каменный завал. Лучина злорадно зашипела.
Назад… Есть еще один проход. Правда, очень старый. Древнее этого, забросанного камнями…
Стало сырее. Со стен на бегущего херсонесца потекла вода. Как давно он тут не был! Не приходилось спасаться из города этим путем. И не думал, что доведется…
Анастас нажал на выступающий из стены круглый камень. Впереди открылась брешь. Ноги по колено утопли в воде.
– Черт! – Анастас на миг замер и прислушался.
Что-то творится там, наверху? Игумену послышались звуки погони и топот ног над головой.
– Как барсук в норе… Барсук, – просипел он и тут же одернул себя: – Нет, я не барсук! Человек. Я человек, и я хитрее их всех…
Он уже не понимал, кого «их»… Грудь ныла, рука со шкатулкой затекла, а в сапогах чавкала вода. Но хуже всего был жуткий, пробирающий до костей страх. Он снова побежал.