Найденная
Шрифт:
— А была она какая, — спросил художник, — не кислятина?
— Ух, была храбрая...
— Ну, так, может-быть, как-нибудь и в самом деле уцелела. Ты лицо-то ее твердо помнишь?
— Еще бы... По ночам она мне до сих пор снится... Добрая была. Глаза голубые, волосы золотистые...
— Гм. Тебе надо ее разыскать! — вдруг крикнул художник, вдохновенно хватив кулаком по кровати. — Поезжай в Россию. Брось ты всех этих скаредов и сплетников. Как я их презираю!.. Презираю! — заорал он вдруг во всю глотку.
В стену
— Господин Мазилка, не мешайте спать честным людям.
— Ваша честность мне еще противнее вашей тупости.
— Вы больно умны. Никто ваших картин не покупает.
— Я их и не продаю идиотам.
— Рисуете каких-то уродов.
— К дьяволу!
Он мрачно взъерошил себе волосы.
— Если бы я мог, я бы заложил в метрополитен пироксилину и взорвал бы все это подлое гнездо... Дух разрушенья... а... кха... кха... есть дух созидания... Но мне надо думать не о социальных подвигах, а о могиле. А ты молод... ты силен, и у тебя впереди вся жизнь... Поезжай в Россию... завтра же, найди сестру и... передай, что я восхищаюсь ею.
Митя вздохнул. Он очень любил этого тощего художника, но уж очень тот всегда начинал фантазировать.
— Там, — хрипел между тем Арман, — ты будешь строить новую жизнь. Ты будешь жить среди людей, оказавшихся достаточно умными, чтоб послать к чорту всю буржуазную гниль. Ты будешь трудиться не ради себя, не ради того, чтоб набить себе живот сыром и сосисками, а ради счастья человечества.
— Далеко очень до России... Как доехать?
— И это говоришь ты? Брат той героической девушки, которая сумела пережить все эти годы в центре гражданской войны. Поезжай на вокзал, возьми за горло кассира и скажи: олух, давай билет в Москву.
Но тут художник сам понял, что зарапортовался. Он немного сконфуженно посмотрел на Митю и произнес:
— Ложись спать. Утро вечера мудреней. За ночь я непременно что-нибудь придумаю. Но дай мне слово, что ты не вернешься к этому старому скряге...
— Он меня обидел... все думает, что я краду у него.
— Не смей к нему возвращаться!.. Будь человеком!.. Имей чувство собственного достоинства!
— Но как бы мне узнать, Маруся это или нет?
— Я же тебе сказал, что за ночь я обязательно что-нибудь придумаю. Спи спокойно.
— А то ведь я пропаду в Париже.
— Вздор, ты будешь помогать мне... мыть палитру и кисти... Рано или поздно я продам все эти картины за сотни тысяч... О, как я буду тогда издеваться над этими безмозглыми самодовольными ослами. Они теперь издеваются надо мной, обливают меня помоями, вешают мне на дверь дохлых кошек, а тогда... они будут хвастаться на всех перекрестках, что имели честь жить в одном доме с Пьером Арманом... Ха-ха-ха... Только я-то не нуждаюсь в их похвалах... Все деньги, которые я буду зарабатывать, я буду отдавать на пропаганду мировой революции Я... кха...
Он страшно закашлялся.
— Ну, впрочем, спи... и не смей ни о чем думать. Я все обдумаю. Ты должен собираться с силами на великое путешествие в Россию... видишь, я встаю, когда произношу это слово. Ибо это... а, кха... проклятый кашель. Ну, что же, ты спишь?
— Нет еще.
— Спи. Будь спокоен, у меня уже намечается план... Завтра мы его осуществим.
Митя лежал, глядя на звезды, видневшиеся сквозь окно в потолке.
Вдруг все это происшествие показалось ему дикой и нелепой фантазией.
Неужели он в самом деле видел сегодня на экране Марусю, свою милую сестру Марусю, о которой он так тосковал все эти годы, пока жил с дядей, медленно выживавшим из ума.
А как знать? Возможно. Но что предпринять?
А художник, лежа в постели, смотрел, вытаращив глаза в одну точку, и что-то бормотал себе под нос. Очевидно, придумывал план.
V. ХУДОЖНИК АРМАН ДЕЙСТВУЕТ
Жюль Фар сидел днем в своем кабинете и подводил итоги трех последних дней. Дюру, сидя тут же, пытливо на него поглядывал. На лице директора то и дело появлялась самодовольная улыбка, Дюру раздумывал, как бы перевести на деньги эти улыбки. Десять тысяч хорошая сумма, но такая идея стоит больше.
В дверь внезапно постучались.
— Ну, что еще?
— Простите, господин Фар, там явились какие-то чудаки: мальчик и долговязый человек, худой как щетка. Мы никак не поймем, чего им нужно... Мальчик насчет своей сестры хлопочет, говорит, что вы все знаете...
— Какой сестры? Что за вздор?
— Я им объяснял, что вы заняты...
В это время у двери кабинета послышался шум.
— Я не желаю стоять у двери, словно проходимец... Не имеют права меня задерживать... Я такой же гражданин, как и он...
Началась возня, но дверь кабинета вдруг растворилась, и на пороге появился художник Арман, тащивший за руку Митю.
Он в самом деле напоминал щетку для снимания паутины с потолков. Его волосы взъерошились, глаза сверкали, а руки вертелись, словно на шарнирах.
Жюль Фар вскочил с места.
— Что вам надо? — вскричал он.
— А вот сейчас узнаете, — прохрипел художник, садясь в кресло и вызывающе глядя по сторонам, — обучите ваших слуг более вежливому обращению, господин капиталист.
— Извольте убираться вон!
— Не уйду.
— Я прикажу вытащить вас силой!
— А тогда я убью кого-нибудь вот этой штукой.
Художник взял со стола тяжелую пепельницу.
Все невольно отступили.
— Пошлите за полицией, — сказал Фар.
— Тот, кто первый тронется с места, упадет с проломленным черепом! — трагически воскликнул Арман, взмахнув своей палкообразной рукой. — А теперь идите за полицией.
Фар быстрым движением открыл ящик стола и, вынув револьвер, направил его в Армана.