Найди меня, милая
Шрифт:
— Я же просил не на службе. — пришлось разнять ее объятие.
— Ковалев вышел, мы одни. — отозвалась Макеева и снова попыталась меня поцеловать.
— Настя, не сейчас.
Она нахмурилась, убрала руки и уселась на край моего стола. Я невольно уставился на ее ноги. Настя была женщиной красивой, с отличной фигурой, и умной. И смелой. Мы с ней были очень похожи.
— У тебя всегда не сейчас. Между прочим, я вчера тебя прождала до глубокой ночи. Но ты даже позвонить не удосужился. — заметила Макеева, разглядывая предметы на моем столе. Будто здесь было что-то для нее незнакомое.
— Я пошел навестить гражданку Лапину, о чем тебе хорошо известно. А там встретил Брусникину, в нее стреляли, а задели меня, пришлось погоняться за этим стрелком. Правда, впустую. А потом отсыпался.
Настя как-то странно на меня взглянула.
— А почему эта Брусникина спрашивала про твою руку?
— Потому что мне ее из-за нее прострелили, — я начал порядком злиться. — Настя, что за допрос?
— Мне кажется, что ты чего-то не договариваешь. Я опер, как-никак. В чем дело?
Я вздохнул. Мне совсем не хотелось портить отношения с любимой женщиной, но и врать был не приучен. А я заранее знал, как она отреагирует, если узнает, что ночь я провел в одной квартире с потерпевшей. А если промолчать, то она все равно рано или поздно узнает, и будет только хуже. Из двух зол я выбрал меньшее.
— Настя, когда в меня попал этот стрелок, Кира Юрьевна отвела меня к себе домой, обработала рану, перевязала и уложила спать — у меня даже была температура. Она дала мне обезболивающее и я уснул. Тебе не сказал, чтобы ты себе ерунды не додумала. И не волновалась лишний раз.
Настя вскочила с моего стола.
— Ты что провел ночь в одной квартире с этой?!
Я покачал головой. Что и следовало ожидать.
— Успокойся, прошу тебя. Это была вынужденная мера. Ей было страшно, а я был ранен. Я даже не помню, как заснул. Мой долг был остаться с потерпевшей, к тому же она неплохо обработала рану.
— И ты не сказал мне!
— Потому что знал, как ты отреагируешь. И не ошибся, — я поднялся и взял ее за руку. — Насть, ты ведешь себе глупо. Это была внештатная ситуация, мне пришлось…
Макеева выдернула свою руку.
— Ты бы мог хотя бы позвонить!
— Я не подумал. Прости.
— Ты должен был вызвать наших, и ехать в больницу. А вместо этого ты остаешься в незнакомом доме с простреленной рукой и просто ложишься спать. Я тебя не понимаю, Соболев.
Макеева резко развернулась и вылетела из кабинета. Я тяжело опустился на стул. Ну вот, а ведь хотел, как лучше.
— Ты чего Насте сказал, что она злая как мегера пронеслась по коридору? — на пороге возник Ковалев.
— Ей не понравилось, что я провел ночь на диване у потерпевшей. Хотя в меня стреляли, и я просто спал.
— Ну ты даешь, — Ковалев рассмеялся, плотно прикрыв за собой дверь. — Что-то в последнее время вы часто стали с ней ругаться. Любовь прошла?
— Извини, это личное. — я не любитель обсуждать такое на работе. — Да все у нас в порядке. Успокоится и будет как раньше.
— Тебе виднее, капитан.
Я снова принялся за рапорт. Через какое-то время мой напарник подал голос. Ковалев искал что-то в сводке ограблений за последние три года.
— Никаких зацепок с этой мумией. Ну вот вообще ничего. — произнес он крайне раздраженно.
Я оторвал голову от монитора.
— Но ведь это все не спроста. Не нравится мне, что из-за этой кражи уже дважды кто-то пытается напасть на Киру Юрьевну.
— Если бы тебя вчера рядом не оказалось неизвестно, чем бы все кончилось. Так что Брусникиной повезло.
Ковалев словно мысли мои прочел. Какое-то время мы молчали, потом он заговорил снова:
— Странная какая-то она, если честно.
— Кто? — я непонимающе взглянул на Ковалева.
— Да Брусникина эта. Такое чувство, что она собственной тени боится.
Я помедлил с ответом.
— Да не странная она, Сашка. Просто напугана очень. А помочь ей некому.
— Ты не думаешь, что она причастна к похищению этой мумии?
— Очень в этом сомневаюсь. Или я перестал разбираться в людях. Кира Юрьевна она… — я на миг задумался, пытаясь подобрать слово. — Как потерявшийся кот, понимаешь?
Сашка рассмеялся.
— Ты только Насте этого не говори. А то она точно тебе сцену закатит. А у нас сейчас с кадрами туго.
Я в очередной раз вернулся к рапорту. Какое-то время печатал, выпил чаю, но мысленно все пытался представить, кому могла помешать Брусникина до такой степени, чтобы ее попытались убить. Или что она такого могла увидеть, чтобы стать лишней. Ответов не было вообще никаких. И это злило невероятно. В какой-то миг я наткнулся взглядом на фотографию, что стояла на моем столе. Пришлось вытащить снимок, чтобы засунуть его назад как надо, а не вверх ногами. Еще не хватало, чтобы Настя заметила. Интересно, зачем все-таки Кира Юрьевна трогала фото?
Я перевернул снимок и на обратной стороне прочел Настину надпись, сделанную как раз в день моего тридцатилетия полтора года назад. Тогда мы только начинали с ней встречаться.
«Самому лучшему мужчине».
Что ж, пожалуй, в тот период мы действительно были друг для друга самыми. Но по прошествии столь продолжительного времени, я не был уверен, что наши отношения такие же, как и раньше. И она это чувствовала, я точно знаю. Вроде все как всегда, я люблю ее, она любит меня, но все же что-то у нас изменилось.
Решительно отмахнувшись от этих мыслей, я поднялся и пошел к криминалистам. Идя по коридору, заметил Макееву, стоявшую возле курилки. В руках недокуренная сигарета. Я покачал головой. Отучить ее от этой пагубной привычки оказалось делом непростым. Я приблизился к ней.
— Ты зачем опять куришь?
— Ты мне не нянька, капитан. А я уже взрослая, — отозвалась Настя, даже не глядя в мою сторону.
Я взял ее за руку.
— Сейчас у меня еще есть дела. Но вечером я приеду. Дождись меня, пожалуйста.