Найди Наохама
Шрифт:
Ася с трудом поднялась, саднили ладошки. Надо быть осторожнее. Мир не подыгрывает ей. Никто не идет ей навстречу. Удача с дешевой комнатой у деда Низара окрылила, заставила поверить, что все пойдет гладко. Но это ошибка.
Всем плевать на Асю и ее поиски. Она в чужой стране, и никто не станет ей помогать. Никто не будет терпеть ее глупые шутки, невнимательность при беседе, нескромное заглядывание в окна.
Все живут своими жизнями, и никому до Аси дела нет. Она стояла на огромном пустыре: за спиной – район, страдающий от нищеты и безысходности, впереди – шоссе, по которому проносятся равнодушные машины. Она могла бы сейчас исчезнуть, и мир вокруг даже не дрогнул бы.
Ася вздохнула, поправила лямку рюкзака и похромала к автостраде.
Зато появилась хоть какая-то ясность. Опрашивать жителей дальше смысла нет: район появился после того, как исчезла коммуна. Искать по всему городу тех, кто в давние времена жил по соседству с Наохамом? Ася не представляла, с какой стороны подойти к этим поискам.
Оставалось одно: попытаться найти паренька, которого она только что обидела. Но он даже не представился. Ася знала только то, что он ехал из Нордик Шамба куда-то не в центр. Вернуться и попытаться понять, что он делал в неблагополучном районе? Вряд ли она получит ответ. Бродить по городу в надежде, что случай вновь сведет их? И сколько ей ждать такой удачи? Дни, недели, месяцы?
Она вышла на шоссе и с надеждой посмотрела на дорогу: вдруг мелькнут яркие полоски на его рубашке. Но парень испарился, не оставив ни одной зацепки. Как будто его и не было.
Ася присела прямо на землю. Мимо промчался грузовик, обдав ее черным вонючим облаком.
Зацепок может парень и не оставил, а вот следы, скорей всего, найдутся. Ася вскочила и ринулась обратно.
На пыльной дороге отчетливо виднелись отпечатки велосипедных шин.
Глава 8
– Да, жили там какие-то наркоманы. Заняли пустырь, построили хибару. Жгли костры, пели песни. Потом их прогнали и начали строить отель, да только не заладилось там со стройкой. Наверняка сектанты эти наколдовали что-то. До сих пор место брошенным стоит, а рядом трущобы разрослись.
Фатима сидела в темной комнате перед телевизором. На коленях тазик, рядом на газете разложено тесто. Она отщипывала кусочек теста, молниеносным движением пальцев скручивала его в форму рисового зернышка и бросала в таз. За одну секунду она успевала накрутить с десяток таких рисинок, при этом не забывая следить за развитием событий на экране и поддерживать беседу.
Ее сын Мухаммед, тот самый велосипедист, которого Ася отследила по отпечаткам шин, смирно сидел рядом. Он был поражен, увидев Асю у своего дома, но, видимо, обида уже прошла, и парень как ни в чем не бывало представил ее своей матери.
– Десять лет назад там погиб парень. Вы помните об этом? – спросила Ася о судьбе Ивана, автора того самого видеоролика.
– Да, помер кто-то, было дело, – безразлично ответила Фатима. – Говорю же, наркоманы. Их век короткий.
– А что насчет монаха?
– Был монах, – кивнула женщина, не отрывая глаз от телевизора. – И люди к нему ходили, паломники ездили. Поговаривали, что Наохам знает ответ на любой вопрос. Вот и ездили к нему со всего света. Спрашивали.
– А вы сами не спрашивали? – полюбопытствовала Ася.
– Шайтановщина это все, – отмахнулась та. – Один Аллах все знает. А эти даже намазы не совершали. Только костры жгли, чадило жуть! О чем их спрашивать-то? Зато дед наш с Наохамом общался. Спроси его, он больше знает.
Фатима отставила тазик и повернулась к сыну.
– Отведи её к деду.
Он кивнул и знаком пригласил Асю следовать за ним. Только полминуты спустя Ася осознала, что поняла реплику женщины, сказанную на арабском.
– Чей это дед? – спросила она Мухаммеда по-французски.
– Общий, – усмехнулся он. И резко остановился: сообразил.
– Ты говоришь по-арабски?!
– Нет, я не знаю ваш язык. Но твою мать я почему-то поняла.
Он посмотрел на нее с благоговением и недоверием. Быстро что-то пробормотал на своем языке и поднял вопросительно бровь. Мол, и это поняла?
– Нет, – покачала головой Ася. – Не поняла. Не расслышала…
Он дернул шеей и повел ее дальше.
Они вошли в сумрачный сарай, заставленный старой мебелью. На обшарпанном диване возлежал пожилой араб. Смятые пивные банки валялись на перевернутой коробке из-под бананов. В пепельнице дымился окурок.
Дед приподнялся и указал на табуретку. Ася с опасение села: одна из ножек качалась, сидение выглядело липким.
– Что с ней? – спросил араб Мухаммеда.
– Ее не надо лечить. Ей нужен совет.
Дед без стеснения рассматривал Асю. Она поставила рюкзак на колени: джинсы тут казались слишком обтягивающими, майка откровенной, стрижка вызывающей.
– Есть у меня для вас один совет, молодежь, – грубо захохотал дед и тут же закашлялся, харкнул куда-то за диван.
Пошлые намеки и отсутствие уважения к женщине Ася решила списать на особенности местного менталитета. Нужно учиться держать себя в руках и выбирать выражения, чтобы добиться своего.
– Я понимаю ваш язык, – спокойно сказала Ася по-французски. Потом немного подумала и медленно повторила то же самое на арабском. Слова словно появлялись сами собой.
Дед осекся и вопросительно уставился на Мухаммеда. Тот пожал плечами, скрывая усмешку: видно, давно приелась грубость старика, и приятно было видеть недоумение на этом надменном лице.
Ася спросила про Наохама. Старик прищурился.
– Наохам был великим человеком. Все ходили к нему за ответами, а ведь он мог больше, гораздо больше. Он мог исцелять людей, видел их насквозь со всеми болезнями. Он поделился этим даром и со мной!
Дед замолчал и важно покивал головой.
– Кому попало он не передал бы такой талант, – отметил он. – Он избрал меня. А ведь мы не были друзьями! Я ничего у него не просил. Наохам выбрал меня сам. Он наградил меня этим даром перед самым своим уходом.