Найди свою любовь
Шрифт:
— Я вас не понимаю…
— А так пришлось дожидаться момента, когда вам потребовалась помощь.
— Но откуда вы знали, что такой момент должен наступить? — спросила Кориандр, чувствуя, как у нее невольно перехватывает дыхание.
— Это всего лишь был вопрос времени. Рано или поздно вы попали бы в сложное положение или же оно само нашло бы вас. — Профессор улыбнулся. — Спасая вас от разъяренной толпы, я был уверен тем не менее, что не получу от ворот поворот.
Что-то в словах этого человека коробило Кориандр, как-то странно тревожило, беспокоило ее.
— Означает ли все это, что ваши радикальные взгляды на несправедливость не вполне соответствуют вашей сексуальной ориентации?
На этот раз остановился Дэнни. Восхищенно взглянув на Кориандр, он произнес:
— Браво, сеньорита Виатт. Что ж, возможно, вы не очень красивы, зато определенно умны. — Он снова взял Кориандр за руку. — Хотя не следует особенно удивляться этому факту, если вспомнить, что у вашего отца хватило ума пережить целых три американских правительства.
— Интересно, за какое же из этих правительств мне плюнули сегодня в лицо? — спросила Кориандр, в упор глядя на профессора.
— У нас еще будет время обсудить эти причины, — ответил Дэнни, поправляя свитер на ее плечах.
Кориандр отстранилась.
— То, что только что произошло, нельзя оправдать ничем.
— Если вы не готовы понять, чем вызваны злоба и страх этих людей, то вы никогда не поймете причин происходящего на моей несчастной родине.
— Вся эта сцена была бесполезна и направлена не по адресу. Это ведь никого не помогло спасти…
— Зато это ярко демонстрирует, с какой взрывоопасной ситуацией мы имеем дело.
— А если бы всех этих молодчиков погрузили в машину и отправили в тюрьму?
— Это было бы еще одним проявлением проклятья, тяготеющего над этой страной.
— Нет, — возразила Кориандр. — Это было бы проявлением еще одной чудовищной глупости. Ведь причиной их ареста послужила бы я, а моя вина всего лишь в том, что я — дочь своего отца.
— Какой бы ни была причина, еще несколько невинных жертв исчезли бы в подвалах хунты.
— А вы собираетесь жертвовать человеческими жизнями, чтобы получить доказательства их несправедливости?
— Я не могу диктовать людям, что они должны думать и чувствовать. Я здесь только для того, чтобы поддержать их.
— Видимо, на этом кафе повесят мемориальную доску, а возможно, и улицу назовут в честь сегодняшнего происшествия. А любопытным туристам будут объяснять, что именно здесь плюнули в лицо дочери американского посла и устроили драку, в которую пришлось вмешаться полиции.
— Что ж, это лучше, чем если инцидент останется незамеченным.
— Лучше — спасать реальные человеческие жизни, чем плодить мучеников.
— Чисто американский прагматизм. — Профессора явно забавлял этот спор. — Возможно, вам стоило бы заняться изучением абстракций и символов.
— В смерти нет ничего ни абстрактного, ни символического. Поэтому когда ради абстрактной злости и символического гнева жертвуют человеческими жизнями, это — еще одна победа хунты.
— Тот, кто не принимает активного участия в борьбе, всегда крайне подозрителен. Вы ведь понимаете, что у хунты везде свои шпионы.
— А может, все-таки не стоит считать верность идее генетической чертой, присущей человеку с рождения? — Глаза Кориандр гневно сверкнули.
Профессор посмотрел на нее с молчаливым восхищением.
— И почему вы молчали раньше?
— Вы полагаете, аудитория стала бы аплодировать мне стоя?
Профессор улыбнулся.
— А почему вы ни разу не пришли ко мне? Здесь прекрасно меня знают…
— Но ведь и меня, судя по всему, здесь тоже очень хорошо знают.
— Ничего, сеньорита Кориандр Виатт, — сказал он. — Мы потеряли всего месяц. Месяц из долгой человеческой жизни. Это не такая уж большая потеря.
Итак, этого человека звали Дэнни Видал, и он преподавал экономику в университете Кордовы. Хотя, разумеется, главным занятием Дэнни было свержение хунты. Он был одним из лидеров монтанерос.
Не только во время лекций, но и после них, ораторствуя в каком-нибудь кафе, он бросал вызов и высмеивал своих врагов. Иногда он всячески помогал студентам как можно лучше продемонстрировать полученные знания, но бывало и так, что он доводил их до слез, придираясь к каждому слову в ответе.
Дэнни вовсе не был красив, но его чувственность и мужественная внешность бросались в глаза. Хотя, если кто-то пытался сойтись с ним ближе, чем ему хотелось, Дэнни немедленно прятал свой бурный темперамент под маску равнодушия. Дэнни был примерно одного роста с Кориандр, у него были широкие плечи и узкие бедра, очень выразительные черты лица, руки на удивление крупные для человека его комплекции. Он был смугл и темноволос, и лишь кое-где в его густых черных волосах пробивались седые прядки. Кориандр подумала, что когда Дэнни совсем поседеет, то будет выглядеть очень солидно. Неизвестно было, однако, доживет ли он до этого времени. Мягкий голос Дэнни с легким аргентинским акцентом был голосом, словно предназначенным соблазнять женщин. У Дэнни Видала была репутация человека, который ничего в этой жизни не пропускал и ничего не отрицал. Что касается отношений с женщинами, то было известно, что занять место в его сердце гораздо труднее, чем в его постели. Это делало профессора еще более загадочным.
Например, всем было известно о связи Дэнни Видала с Алисией Морена. В мужчине, спавшем с женщиной, впоследствии расстрелянной хунтой, было нечто непостижимо привлекательное. Тем более что женщина эта пострадала за свои левые взгляды и была известной красавицей-актрисой. Связь с такой женщиной делала Дэнни еще более желанным для большинства девушек, с которыми ему приходилось сталкиваться. Алисию Морена арестовали по обвинению в подрывной деятельности прямо на сцене драматического театра Буэнос-Айреса. Что ж, в одном они были правы — Алисия действительно боролась за свержение хунты. Два с половиной месяца никто ничего не знал о судьбе несчастной женщины. Когда же слуги режима решили, что она может им пригодиться только для того, чтобы показать на примере, что бывает с теми, кто борется с правительством, ее, избитую, изнасилованную, едва живую, выбросили на ходу из «форда-фалькона». Несчастная умерла на руках Дэнни Видала. Тем же вечером во время тайного собрания Дэнни произнес прочувствованную речь о том, что все, любившие Алисию, по крайней мере знают, что с ней произошло, чего нельзя сказать о тысячах других аргентинцев, которые так никогда и не узнают, что случилось с их друзьями, семьями, любимыми…