Найди свою любовь

Виктор Барбара

Часть третья

… Они выбрали Патагонию из-за ее удаленности от цивилизации и тяжелого климата; им вовсе не хотелось разбогатеть.

«В Патагонии». Брюс Чэтвин

…Человек способен пережить за свою жизнь только одну великую страсть.

Ответ Хуана Перона, когда его попросили сравнить Эвиту и Исабель.

17

«Металлические крюки вместо рук…» Кори не

могла думать ни о чем другом весь остаток дня, пока сортировала бумаги, решая, что сложить в ящики для переезда, а что выбросить. Какая-то часть ее самой отвергала саму возможность того, что Эрнандо жив, другая же часть верила в это так, словно Кори сама уже видела его. Кори была достаточно умна, чтобы понимать, что Эрнандо был замешан в делах, для которых ничего не значили ни его желания, ни чувства Кори из-за того, что он не давал о себе знать в промежутке между своим освобождением и «самоубийством» — или же между своим освобождением и исчезновением из Аргентины. Для той войны, солдатами которой были Дэнни и Эрнандо, не имело ни малейшего значения то чувство вины, которое испытывала Кори в течение многих лет, считая, что, возможно, могла бы спасти Эрнандо и пожертвовать собственным счастьем. Кори было немного не по себе оттого, что муж ее теперь уже не был пропавшим, которого все считают мертвым. Скорее, он стал для нее мертвым, хотя все считают его пропавшим.

Кори посмотрела на себя в зеркало. На щеке и на кончике носа виднелись пятна пыли, растрепанные волосы неопрятно падали на плечи. Кори даже не стала стирать с лица пыль или поправлять волосы, когда раздался звонок в дверь. Как только Адам переступил порог, Кори взяла его за руку и начала говорить:

— Я знаю, кто этот человек — ну, тот, в Хьюстоне, с крюками вместо рук.

Адам постарался успокоить ее.

— Не надо, не волнуйтесь так.

Но Кори была слишком возбуждена.

— Теперь у меня нет никаких сомнений в том, что Дэнни жив.

Адам взял ее за руки.

— Почему вы так уверены?

— Человек с металлическими протезами — тот, из аэропорта, — это человек, который был очень близок нам обоим там, в Аргентине. — Кори освободила руки. — Разве вы не понимаете? Это же Эрнандо!

Адам не помнил, кто такой Эрнандо.

— Мой друг, тот, с которым я была в тот вечер, когда его схватили…

— Но ведь Дэнни сказал вам, что он мертв, покончил жизнь самоубийством…

Ситуация становилась уже почти комичной.

— Видимо, слово «мертв» означает для моего мужа нечто другое — не то, что для всех остальных.

С этим трудно было спорить.

— Но вы сказали…

— Нет, Адам… — Кори замялась. — Я солгала. Вернее, я умолчала кое о чем и тем самым солгала, — поправилась она.

— Не переживайте из-за этого, Кори. Лучше попытайтесь медленно и обстоятельно все мне объяснить.

— Когда я встретилась с Дэнни в Нью-Йорке, то первым, о ком спросила, был Эрнандо.

— Тогда он и рассказал вам о его покалеченных руках?

Кори кивнула.

— И о том, что вскоре после этого Эрнандо покончил жизнь самоубийством.

— А тело?

— Я не спросила. Мне это даже не пришло в голову.

— А теперь этот человек объявился в Хьюстоне…

Кори шагнула вперед и оказалась в объятиях Адама. Положив голову ему на плечо, она сказала:

— Я так устала…

— Я знаю, — попытался утешить ее Адам. — Мы все устали.

Извинившись за разгром, царящий в квартире, Кори провела Адама по всем комнатам — больше для того, чтобы успеть сосредоточиться, чем для демонстрации того, что было когда-то ее жизнью. Они шли по залам с мраморными полами и восточными коврами, по длинным коридорам с развешанными по стенам набросками Пиранези и Энсора, через небольшой салон, где стояли антикварные вещи в ожидании момента, когда их снова увезут туда, откуда они попали когда-то в этот дом. Прошли под готической аркой в салон побольше, где лежали на полу уже снятые со стен картины. Здесь они остановились возле длинного ряда окон.

— Вам жалко расставаться с этой квартирой? — спросил Адам.

— Есть очень много вещей, о которых я жалею, но только не об этом.

— Когда вы переезжаете?

— В следующее воскресенье.

— Так скоро?

— Я не могу позволить себе остаться здесь еще на месяц, и даже если бы могла, вряд ли захотела бы. А воскресенье — единственный день, когда у меня есть свободное время.

— А куда вы переезжаете?

— Туда, откуда приехала.

— В Буэнос-Айрес?

Что ж, эта мысль тоже приходила Кори в голову…

— Нет, я переезжаю в свою старую квартиру в Вест-сайд, где жила до того, как меня разыскал Дэнни.

— Вы уверены, что вам там будет хорошо?

— Не знаю. У меня вообще такое чувство, что я схожу с ума и теряю способность собой управлять.

— Я думаю, вы приняли правильное решение.

Несколько секунд они молча смотрели в окно — там сверкали и переливались городские огни. К югу, где виднелись небоскребы — на одном из них светились данные о времени и температуре воздуха, к западу, за Центральным парком и темным силуэтом музея Метрополитен, за той самой площадкой, где «будут играть наши дети, дорогая», — везде, везде были огни.

— Видите вон ту игровую площадку? — спросила Кори Адама.

Он подвинулся ближе.

— Да, а в чем дело?

— Однажды эта площадка стала вдруг символом всех моих надежд. Стоя на этом самом месте, я представила себе, как там играют мои дети. Я бы устроила свои дежурства так, чтобы каждый день побыть с ними хоть немного… — Кори снова взглянула в окно. — Я действительно верила, что все это будет в моей жизни — любовь, семья, спокойствие и надежность…

— Знаете, что я думаю?

Кори покачала головой.

— Мне кажется, вы никогда по-настоящему в это не верили.

Кори снова посмотрела в сторону парка.

— Наверное, я хотела этого так сильно, что это стало для меня почти реальностью.

— Ваши родители были счастливы?

— Мои родители либо пили каждый в одиночку, когда ссорились, либо пили за здоровье друг друга, когда мирились.

— И все это на ваших глазах?

— Достаточно часто, чтобы я выросла в твердом убеждении, что моя жизнь будет другой. Я была убеждена, что если даже любовь минует меня, я, по крайней мере, сохраню рассудок. А встретив Дэнни, я подумала, что в моей жизни будет и то, и другое. — Кори улыбнулась. — Страсть, рассудок и, конечно же, чувство вины.