Найди свою любовь
Шрифт:
Терапевт красноречиво пожал плечами. Его бесцветные глаза за стеклами очков в розовой оправе как-то странно сверкнули.
— Вы шутите? — спросила Кори.
— Нет, не шучу.
— Тогда вы просто бредите, доктор.
— Подумайте сами, Виатт: он слишком плох, чтобы выжить.
— А по-моему, он слишком плох для смерти.
— Почему, Виатт?
— Очень уж молод…
— Никто не живет вечно.
Кори внимательно посмотрела на врача.
— Между смертью во сне в возрасте девяноста пяти лет и смертью от операбельного огнестрельного ранения существует огромная разница.
— Вы только наживете себе неприятности, Виатт.
— Предложите другой выход, позволяющий ему выжить, и я охотно его обдумаю, — вежливо сказала Кори.
— Сделайте сканирование и проверьте, действительно ли задета почка.
— У нас нет времени…
—
— Сделайте одолжение, Стэн, вернитесь лучше обратно к своему барбекю.
В голосе Стэна зазвучали нотки притворного сожаления:
— Я никогда не мог понять, почему вы выбрали травматологию, доктор Виатт. Ведь вам никогда не пришлось бы принимать столь ответственных решений, стань вы, к примеру, дерматологом.
Кори никак не могла привыкнуть к грубоватому обращению своих коллег, хотя давно уже свыклась со всеми остальными реалиями работы в больнице. Когда же ее начинали высмеивать, к Кори немедленно возвращалось детское ощущение постоянной борьбы за свое место среди сверстников. Ощущение борьбы чревато разочарованиями и потерями. Действительно, как это ей пришло в голову стать травматологом, а не педиатром, дерматологом, гинекологом или выбрать еще какое-нибудь место, где хорошо смотрится красивая женщина и не надо принимать решений, как в «мужской травматологии»? Возможно, из-за своего сложного детства Кори всегда стремилась к тесному общению с людьми, ей необходимо было быть полезной. А что может быть теснее связи пациента с врачом, в чьих руках находится его жизнь? Кто может быть ближе человека, пытающегося вырвать тебя у смерти? Кори никогда не отвечала на вопросы о причинах выбора своей профессии. Точно так же она не любила отвечать и на многие другие вопросы. Например, лет в восемнадцать-двадцать, когда стало чуть ли не неприличным признаваться в том, что она еще девушка, Кори была вынуждена выдумывать себе любовников. Учась в университете, Кориандр перестала отвечать на вопросы, касавшиеся возраста. Она стеснялась того, что ей еще не исполнился двадцать один год, когда поступила на первый курс. Поэтому она все время прибавляла себе год-другой. Она часто смущалась и этим держала всех остальных на расстоянии, как бы создавая между ними и собой своеобразный барьер.
Конечно, у Кориандр были друзья, но дружба всякий раз прекращалась, как только она переезжала вместе с родителями в другую страну. Ее отношения с друзьями из-за этого никогда не успевали стать по-настоящему близкими. Появление четырнадцатилетней Кориандр в американском посольстве в Буэнос-Айресе стало настоящим событием для сотрудников посольства. У этой девочки было все — родители, каких только можно пожелать, привлекательная внешность, темперамент, трудолюбие и выносливость. Кориандр Виатт принадлежала к тому типу красивых женщин, которые выглядят хорошо, даже когда им плохо. Так было и сейчас, когда ей исполнилось тридцать четыре. Все те же густые светло-русые волосы, которые всегда выглядели растрепанными, сколько бы она их ни причесывала; глаза цвета янтаря, в которых то прыгали золотистые искорки, когда Кориандр бывала счастлива, то появлялись черные точки, когда ей было тяжело. Безукоризненно вылепленное лицо, стройная фигура с высокой грудью. Переносица небольшого носа чуть-чуть блестела, так как Кориандр редко пудрилась, была усыпана мелкими веснушками. У Кориандр были очень красивые тонкие руки, которые находились в постоянном движении. В глазах Кориандр светился неизменный интерес ко всему, что она видела и слышала, трогала или пробовала. Голос ее мог быстро меняться, превращаясь из нежного и спокойного в громкий и резкий. Это немного напоминало шум автомобиля, издающего на разных скоростях разные звуки. Бывало, что Кориандр морщилась, лишь только слышала неграмотную речь, а иногда сама могла выдать такую цепочку выражений, от которых покраснел бы любой нью-йоркский таксист.
Всего через несколько месяцев после переезда в Буэнос-Айрес Кориандр уже проявляла себя настоящей дочерью дипломата. Она могла часами стоять в холодных или же, напротив, изнуряюще душных залах для приемов, изредка прислушиваясь к скучнейшим политическим речам и пустейшим обещаниям политиков. Ей приходилось участвовать в одной церемонии за другой, с интересом наблюдая за превосходными дипломатическими качествами отца и за полным отсутствием этих качеств у матери. Флора Лусия сделала жизнь дочери не по-детски трудной. Она же, в конце концов, и положила этому конец…
Флора Лусия Сармиенто Виатт просто не могла жить без сахара. Неважно, был ли это сахар, которым посыпали пирожные, поглощаемые ею в огромных количествах, или же сахар, растворенный в коктейлях, которые она тоже любила потягивать. Ей было абсолютно все равно и то, как попадает сахар в ее организм — приходится ли для этого слизывать сладкие крошки с безукоризненно наманикюренных ногтей или же подносить бокал виски к безукоризненно очерченным губам. С годами последствия пристрастия к алкоголю все тяжелее сказывались на Флоре Лусии, хотя внешне она по-прежнему выглядела прекрасно. Палмер Виатт любил повторять, что если даже при ярком солнечном свете его жене никак нельзя дать больше пятидесяти, то вечером, при свечах, она вообще выглядела не старше сорока. И что с того, что огромные бриллианты были взяты напрокат, точно так же, как расшитые бисером платья? Что с того, что кружевные мантильи носили несколько поколений женщин семьи Сармиенто? Все равно Флора Лусия неизменно слыла законодательницей мод. Эта женщина была красавицей. Но она же умела быть настоящим кошмаром для своих близких. Флора была восхитительна, обаятельна, интересна. И при всем этом она всегда была плохой матерью. В тот день, когда Флоре не удавалось выпить, поступки ее были непредсказуемы, когда же это ей удавалось, они были начисто лишены здравого смысла. В четырнадцать лет Кориандр поняла, что у дочери, живущей в тени красивой и скандально известной матери, может быть три дороги. Либо всю жизнь оставаться в тени, либо безжалостно порвать с матерью, либо же не обращать внимания и просто тихо жить своей собственной жизнью. Чисто инстинктивно Кориандр выбрала третье, хотя, даже живя собственной жизнью, приходилось придерживаться определенных рамок. Например, Кориандр собиралась стать врачом и работать травматологом в Нью-Йорке. Отец тоже хотел, чтобы дочь стала врачом, но требовал, чтобы она практиковала в Буэнос-Айресе. Проблема решилась сама собой после того, как Флора Лусия умерла. Сгорела, как свеча на теплом весеннем ветру, в палате персикового цвета во французской клинике в Ла Риоха, пригороде Буэнос-Айреса.
Кори вышла в коридор, чтобы поговорить с женой и братом пострадавшего. Самого пациента уже успели перевезти наверх, в операционную.
— Мы остановили кровотечение, — сказала она, — и изолировали органы, задетые пулей, так что теперь у него хорошие шансы выкарабкаться.
— Благослови вас Господь, доктор, мы никогда этого не забудем… — сквозь рыдания проговорила женщина.
— Мы будем молиться за вас, — добавил брат пациента.
Кори захотелось сказать этой женщине что-нибудь успокаивающее, хотя ее всегда немного смущали подобные сцены. Как раз в этот момент в конце коридора появилась полуголая девица в высоких черных сапогах и с сигаретой в руке. У девицы были темные волосы с голубыми «перьями», под глазами — темные, неровные пятна размазавшейся туши, а на губах — алая помада.
— У вас есть что-нибудь от нервов, док? — бесцеремонно спросила девица, подойдя к Кори.
— Здесь нельзя курить, кислород…
— Черт бы тебя побрал, док…
Жена пострадавшего продолжала рыдать, не обращая внимания на подошедшую к ним девицу.
— Когда мы сможем его увидеть? — с трудом спросила она у Кори.
— Как только его переведут в послеоперационную палату. — Кори повернулась к девице. — Здесь, между прочим, больница.
— Здесь не больница, а настоящая скотобойня, если у тебя, док, нет немного колес для моих бедных нервов, — не унималась та.
Брат пациента, тоже не замечая девицы, спросил:
— Он действительно уже вне опасности?
— Вперед нужно заглядывать не больше, чем на один шаг, — посоветовала Кори. — Пока что вашему брату удалось выкарабкаться, об остальном говорить рано.
— Только благодаря вам, доктор, это вы его вытащили…
— Ну же, давай, док, хотя бы одну пилюльку!
— Я не могу дать вам ни одной таблетки, пока не осмотрю, — твердо сказала Кори.
— Я умру, док…
Кори, не отвечая, повернулась к родственникам больного.
— Почему бы вам не выпить кофе, — сказала она. — Его вывезут из операционной не раньше, чем часа через три. — Она обернулась назад, к девице. — Если немедленно не потушите сигарету, я вызову охранников!
— Вы святая, доктор…
— Мясники…
Подошедшие охранники вырвали из рук девицы сигарету и проводили ее обратно в приемное отделение, откуда она и появилась. По дороге девица продолжала выкрикивать ругательства.