Найон
Шрифт:
– Сказки – это хорошо. Считай, с них я черпаю уверенность. А как быть с лекциями? У меня же скромный запас слов, а ко мне будут приходить с высшим образованием, эстеты и филологи. Оно же как бывает? Ты неуч, и я тебя сейчас размажу, у публики на глазах.
Вася прошёл к окну, сдвинул занавеску.
– Кажется, светает.
– И хорошо, давай поспим, сколько получится. А роль подкаблучника я напялил на себя для прикола. Ей нравится, и ты поверил. – Аверьянов почесал затылок и направился в спальную.
Василий так и застрял у окна, слишком взволнованный, чтобы лечь и уснуть. Утренняя прохлада всё-таки загнала под одеяло. И валялся он, пялясь в потолок, проворачивал в уме, что услышал, через что прошёл днём прошлым. Нашёл даже повод для радости: судьба свела с таким человеком. И да, случайностью здесь не пахнет.
Он зарылся головой под подушку, задержал дыхание. Такой способ борьбы с паразитами, при полном выдохе и удержании, сколько выдержишь, он почерпнул у кого-то. Может, и от Аверьянова. Вот создаётся впечатление, что пока Аверьянов что-то про себя рассказывает, тем временем и ты исцеляешься. То ли вибрации от него исходят, то ли он сам, с незримых нами планов, вытаскивает из тебя всякую дрянь. Медицина и магазины наталкивают в нас, а он извлекает. Или даёт методы, как извлечь.
– А какой на дворе год? – Он выглянул из-под подушки, поискал ответ внутри. Впечатление, что несколько временных потоков сошлись в этом доме, и всё зависит от того, в который из них ты окунулся. Только что – ты вспомнил себя тридцатилетним: в прошлом месяце сыграли свадьбу, и вот ты уже с сыном на руках, знакомые фотографы стараются наперегонки занять выгодную позицию. Вот ты с автоматом, в Чечне. Кругом раненые и убитые, а тебя там как и не было. Выжил – все удивлялись, переспрашивали: а где ты был, когда минами всё подразделение накрыло? Следователи потом задавали те же вопросы, а ему нет ничего нового сообщить. Легче сказать – контузило, и с этого момента ничегошеньки не помню.
И про рогатых говорил. Так вот почему они на него вышли? Неубиваемый должен одолеть неубиваемого. Своих столкнуть лбами. Молодцы, хорошо придумали. Что ж, теперь, когда карты вскрыты, и у меня найдётся, чем ответить.
Где-то в половине шестого под окнами прогремел грузовик, как будильник местного значения. Этот умышленный, неподдельный грохот призван поселить в сердцах рядовые проклятия службам. Но Василий этого не слышал, так и клясть не стал, не присоединился к местному ополчению.
Запах жареной на сале яишенки не спутаешь ни с чем. Уж больно расщедрились хозяева.
Василий открыл глаза и улыбнулся в потолок. Всё тело гудело от переизбытка сил.
– Ты представляешь? На Украине запретили книги Сидорова! – донёсся из кухни голос Женьки.Теперь – Женька. Теперь мы не разлей вода. И что-то подсказывало, в мою задачу отныне входит матобеспечение всех его проектов. Как он сказал? «Станешь богатым». Что ж, хлебнули нужды полной ложкой, пора поменять рацион.
Василий успел натянуть брюки, как его вызвали во двор. Женька вручил куртку:
– Накинь, прохладно.
Крылечко о двух ступенях, добротный забор и тропинка к сараю сокровищ.
Женька позвал и Таю.
– Смотрите оба! Внимательно, не торопясь. Глаз скользит по огороду и где-то должен споткнуться. Нет – ещё разок, не спешите. Это я говорю для того, чтобы каждый мог попробовать и убедиться, что порталы – это не сказки. Вся планеты покрыта сотами, у каждой своё предназначение. Как адрес. Василий наш из Питера вошёл, а вышел у нас. Думаю, если задать программу, мы отсюда можем шагнуть в Ленинград.
– Стоп! В каком году Ленинград переименовали?
– Нам и не нужны эти мелочи, достаточно узнать: это Ленинград или Санкт-Петербург, и мы поймём, в какие годы попали.
– Женя! – Тая вложила в имя такие интонации, что мужики насторожились.
– Солнце моё! Тут ничего страшного нет.
– А я женщина, я чувствую.
Он изменился в лице.
– Говори.
Тая оглядела огород, задела и крышу, прошлась по окнам.
– На своём огороде я не хочу иметь открытый портал.
Он стал взвешивать её опасения, ещё не понимая, что насторожило.
– Стоит разок им воспользоваться, и по этой протоптанной тропочке придут те, кто про нас не знает. С таким мужем, я чаще бываю дома одна, и что я буду делать, когда припрутся?
Он приоткрыл рот, но уже забыл, что хотел сказать. Новая мысль пустила корни, её и озвучил:
– Семь семь – опять проигрываем. Что же ты вчера помалкивала? Я уже несколько дней бьюсь, почему на огороде не могу найти шесть координат.
– Тебя видели на пустыре.
– Вот там они мне и дались. Я знал про шесть дверей, с каждой стороны, и лишь вблизи рассмотрел седьмую. – Аверьянов оглянулся на гостя. – Ты пока не в курсе, а это обычная практика для другого зрения. Потренируйся на местности, сам поймёшь. Как зацепился за первую точку, ищи ещё пять. Мысленно дорисовываешь соту, и потом сама она будет сигналить, показываться, во всей красоте, – практики побольше, и всё получится.
Развернулся к жене.
– Но какая же ты у меня умница! Сам не сообразил.
– А я видела на огороде. Почему-то так сразу и подумала: не нужны нам тут эксперименты. Не полигон.
Он схватил жёну в охапку и закружил, как на первом свидании. К этому моменту жизни они возвращались не раз, и каждый находил свои подробности, искал оправданий: ты мне голову вскружил, я стала сама не своя! – это ты меня ослепила! я просто сходил с ума: ну, надо же, какая ляля на меня вышла, что ни скажу – со всем согласна, и сказал я тогда себе: вот, Женька, тебе и жена, забирай! – я девочкой была, ты просто воспользовался моей неопытностью. – а на танцы ходила? значит, давно не девочка. – девочка! я тебя сейчас укокошу!