Найти филумбриджийца

Моргун Леонид Иванович

— Что, прилетает большая летучка? — спросил меня Ниф-Ниф по дороге.

— Наверное, — ответил я. — Хотя для «Стромбрейнджера» еще рановато, он ведь только на той неделе улетел.

«Стормбрейнджером» именовался контейнеровоз, который регулярно снабжал нас продуктами и оборудованием, а взамен получал цистерны с самородной ртутью. Оказалось, что к нам в гости пожаловал корабль из метрополии и привез с собой нескольких весьма важных гостей. Отец уже вырядился в парадную форму, заставил и меня одеться поприличнее. На космодроме было много встречающих, и народ все прибывал.

Уже сидя за рулем трапа, убранного для такого случая цветами и коврами, я узнал, что, оказывается, Филумбриджу присвоили статус «добровольно присоединившейся территории» и теперь к нам прибывает генеральный консул аж с самой Земли. Никто толком не знал, как его встречать, но на всякий случай все разоделись, приготовили банкетный зал, запаслись отчетами о проделанной за истекший год работе. Директор ртутного комбината Харви Шунбром отдал под апартаменты консула свой летний домик. В скором времени на поле приземлился спускаемый модуль со звездолета, который парил высоко над нами. Когда пламя под дюзами опало, я подъехал к модулю. Отворился люк, и по трапу спустились двое в скафандрах. Один из них, едва завидев меня, бросился мне на шею, набив мне при этом изрядную шишку на лбу стеклом своего гермошлема.

— Эдди! — закричал он. — Ты не узнаешь меня, старый кенарь?!

Как я мог не узнать его? С Бустиньелем Ламермуром мы учились на Альтаире и два года прожили в одной комнате. По числу двоек и прогулов он был вторым на факультете, ибо на первом месте неизменно шел ваш покорный слуга.

— Буст! — воскликнул я. — А ты какими судьбами?

— Два года коптил потолки в МИДе, а теперь вот забросили консулом на периферию. А ты здесь чем занимаешься?

— Сторожу порт. А еще выдаю багаж, проверяю и компостирую билеты…

— Чепуха, — засмеялся он. — Я подыщу тебе местечко получше. А пока познакомься, мой секретарь Конститусьон Слависски.

— Можно просто Конни, — сказала второй космонавт и протянула мне ладошку.

Это была девушка, и притом прелестная, насколько позволял разглядеть скафандр. А мне достаточно было только взглянуть в ее бездонные синие глаза, увидеть ее милую застенчивую улыбку, разглядеть прядку пшеничных волос, выбившуюся из-под капюшона, — и я сразу понял, кого ко мне столь долгие годы призывало мое поэтическое воображение.

Встреча получилась на славу, Шунбром произнес торжественную речь, которая была у него заготовлена с незапамятных времен, и он угощал ею каждую комиссию. Стоит ли уточнять, что она была написана мной еще в годы студенческой юности и с тех пор не претерпела ни малейших изменений. Правы был древние римляне, говоря, что «ars longa vita brevis» [1] .

Буст в свою очередь разразился полуторачасовой тирадой, в которой вкратце обрисовал жалкое существование нашей планеты в качестве колонии и восхитительное будущее, которое сулит ей присоединение к Интерспейсу. Правда, он постоянно вместо Филумбриджа называл какой-то Куфорньенг и нас упорно продолжал именовать куфырнианами, но все делали вид, что не замечают этого. Потом был банкет и танцы, на которых все веселились от души. Конни очаровала все мужское население бывшей колонии, страдавшей от недостатка женского пола. Я, стоя в уголке, любовался тем, как она исполняла все эти новомодные танцы, которые теперь считаются чопорными, но мой старик полагал их верхом разврата. И тогда я впервые за всю жизнь пожалел, что так и не научился танцевать.

1

Жизнь коротка, искусство вечно (лат).

Утром следующего дня я зашел к Бусту, помог ему прибить к фасаду домика здоровенную черную с бронзой вывеску «Генеральное консульство Интерспейса», подвесил на крышу флаг Интерспейса и остался позавтракать. Консульский паек был изобильным. Такого мы не едали даже по праздникам. Но кусок не лез мне в горло, я во все глаза любовался красавицей Конни и вполуха слушал болтовню своего приятеля.

— Да ты совсем спишь! — сказал он, подливая мне мадеры. — Я спрашиваю, как ты не боишься ходить по улицам без маски. Здесь же говорят, жутко ядовитый воздух.

— Я привык. А может быть, мутировал… Поживи здесь с мое…

— Благодарю, — отвечал он, сердито сверкнув глазами. — Такой участи я и врагу не пожелаю. Я, если хочешь знать, готовился поехать послом на Де Спика, во всяком случае дядюшка сватал меня именно туда. Но для этого нужно иметь два-три года дипломатического стажа. Отработаю их — и поминай как звали. Боже мой! Три года в этой глуши. Ртуть, плебеи да еще эти каракатицы…

— Они прекрасные ребята. Очень дружелюбные и веселые.

— А ты что? Общался с ними? — заинтересовался Буст.

— А как же? Мы с ними очень дружны.

— Старина! — воскликнул он. — Вот кого мне не хватало для полной укомплектации штата — почему бы тебе не пойти ко мне секретарем по туземным делам?

— Мне? Секретарем?

— А что? Грамотно писать ты, надеюсь, не разучился. Многого пока обещать не могу, но полтысячи в месяц…

У меня голова пошла кругом. На всех моих должностях у папы в порту, как основных, так и совместительских, я не зарабатывал и трех сотен, да и от них гроша не видел, ибо и получку за меня получал родитель, а тут, вдруг, сразу и столько… Но подумал я и о том, что на этой должности, сидя взаперти в четырех стенах, не увижу я уж больше родных моему сердцу сопок, не пролечусь с молодняком над болотами, не вылеплю дворца из лишайников, не приму участия в Большом ежегодном Молении… Но поймал лукавый взгляд Конни, смешался, покраснел и… согласился.

Отец сначала не отпускал меня, не подписывал заявления об уходе, потом пригрозил, что уволит за прогулы, но Ламермур надавил на него через Шунброма, и вскоре началась моя деятельность в новом амплуа.

В консульство я заявлялся к десяти утра. Мы завтракали, потом отправлялись прогуляться по поселку, заходили на почту поболтать с начальником, пропускали у него по стаканчику и, нагуляв аппетит, шли обедать в ресторан, где для нас был уже уготован отдельный кабинет. После обеда мы выкуривали по сигаре и собирались в зале, где нас уже ждали пивные кружки и свежие газеты, только что доставленные из радиостанции. После ужина нас на еженощную пульку приглашали Шунбром со своим заместителем Гольцем. И так продолжалось без малого три недели. К концу месяца мы с Конни садились за расчеты и переписывали из гроссбухов комбината данные об основных экономических показателях их работы, которые, впрочем, не баловали нас разнообразием, суммировали количество заболевших и выздоровевших, травмированных и повысивших квалификацию, разносили всю эту информацию по графам и за подписью Ламермура посылали в Центр, который, очевидно, на основании этих данных делал глубокомысленные выводы о неуклонном росте благосостояния Филубриджа. В дни праздников я подгонял к консульству директорский вездеход, привязывал флажки к усикам антенн, и мы с Бустом отправлялись разносить поздравления, состряпанные им накануне. Одно — от лица Интерспейса населению доминиона он вручал директору, другое — от лица населения доминиона Интерспейсу — отдавал на почту. Затем он напяливал поверх скафандра фрак и мы с ним ехали в расположение главного клана драбаданов, где и проживал друг мой Ниф-Ниф. Там мы вручали Вождю двухсотлитровую канистру «царской водки» и новенький пятисотвольтовый аккумулятор, и все племя закатывало по такому случаю грандиозное пиршество. Буст хохотал, глядя на это с пригорка. Мне же, откровенно говоря, было неприятно глядеть на то, как туземцы устраивают попойки и драки вокруг наших подарков.

Конни оказалась прекрасной, очень славной девушкой, доброй и работящей. Целыми днями она стряпала на нас, вела текущую документацию, а по вечерам занималась. Она училась на заочном отделении филологического института и специализировалась на инопланетном фольклоре. К сожалению, с этим у туземцев было негусто. Не называть же так воспоминания Вождя о временах, когда они с прошлым Вождем летали между туч, и шальная молния уложила старика на месте. Эту историю он мог рассказывать годами к общему восхищению соплеменников. Конни просила меня отвести ее к вулканщикам и ржавоболотникам, но я и сам их побаивался, уж больно воинственные это были племена. Конни очень нравилась планета. Она и в самом деле прекрасна, особенно на рассвете, когда маленькое, злое, рыжеватое солнце высвечивает своими колючими лучами заросшие мхом равнины; червонным золотом поблескивают на них ртутные лужицы и диковинными фигурами курится бурый туман…