Найти себя
Шрифт:
«А я вернусь?» – горько усмехнулся я.
«А как же. Вот выспишься, проснешься и увидишь, что тебе все-все это лишь привиделось, включая старика Световида, мороз, заснеженный лес, его послушных волков и прочие страсти-мордасти. А на самом деле это всего лишь бред, поскольку ты упал не задницей, а головой, угодив не в сугроб, а на камень. Потому быстренько засыпай и...»
Ну и гад же он. Ухитрился вытащить самое мое заветное желание. И ведь как подал – заслушаешься.
Внимая явно провокационным, но таким приятным речам, я вновь стал медленно погружаться в сладкое дремотное состояние. Еще немного, и я бы вырубился всерьез, но тут до меня вновь донесся старухин вопрос, произнесенный достаточно громким голосом:
– Спишь, что ли?
Я открыл было рот, но вовремя сообразил – чтобы выяснить, зачем она меня окликает, надо промолчать.
– Стало быть, спишь! – утвердительно произнесла Гликерья и... хрипло дыша, шагнула ко мне.
Поступь была тяжелая, но уверенная. Немудрено – в крошечной избенке не заплутаешь при всем желании, да еще и при почти полном отсутствии мебели.
Я насторожился, инстинктивно ощущая, что дама явно топает ко мне с непонятно какими намерениями. Неожиданно вспомнился знаменитый «Вий». Между прочим, я тоже философ. Заканчивал, правда, не Киевскую бурсу, а МГУ, но уж больно схожа ситуация. Только Хому Брута ведьма положила в хлеву, но, ей-богу, эта изба, судя по запахам, мало чем отличается от хлева, разве что наличием печки. Зато потом все начиналось для Хомы именно так.
«...старуха шла прямо к нему с распростертыми руками...»
«Интересно,– только сейчас пришло мне в голову,– а как это Брут вообще увидел ее ночью, да еще ухитрился разглядеть в кромешной темноте ее распростертые руки? Я так вот ни черта не вижу. Даже силуэт не маячит...»
Меж тем шаги стихли, и в отличие от Хомы мне сразу показалось, что подошла она ко мне далеко не с игривыми намерениями оскоромиться. Впрочем, даже если и так, меня это все равно не устраивало – я столько не выпью.
Хорошо, что тело, слегка отогревшись, вновь стало почти послушным.
Оставаясь по-прежнему наполовину беспомощным из-за этой кромешной темноты, я напряг зрение, но... с нулевым результатом. Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы в очередной раз на выручку мне не пришла луна. Заглянув в два крохотных оконца-дырки, затянутые какой-то мутной пленкой, она на мгновение осветила бесформенный силуэт, который находился в двух шагах от моего ложа, и легонько скользнула по... лезвию топора, который Гликерья уже занесла для удара.
Получалось, что писатели ошибались и на самом деле вампиры не очень-то полагаются на свои клыки?
Но об этом мне подумалось чуть позднее, а первым делом я попытался вскочить на ноги, однако не успел. Точнее, полууспел – удар обуха топора пришелся вскользь по голове, но все равно весьма и весьма чувствительно. На какое-то время я даже потерял сознание, но достаточно быстро очнулся. Во всяком случае, вурдалачка только-только преодолела последние полметра, отделявшие ее от моей лавки, и яростно навалилась на меня. Я попытался сопротивляться, но последствия пропущенного удара еще сказывались, а потому силы оказались почти равны и даже с некоторым перевесом в пользу нападавшего.
Выходит, все ранее читаное и виденное мною про вампиров – голимая брехня. И то, что они бродят по миру только до первых петухов, не говоря уж о вторых или третьих, и то, что они не могут произносить божьего имени, и то, что напрочь забывают все молитвы, и многое-многое другое.
Я уж не говорю о тех, кто утверждает, что их вообще не бывает на белом свете.
С радостью поменялся бы с каким-нибудь скептиком местами, чтобы понял, зараза: коль тебе свезло ни разу их не увидеть, это отнюдь не означает...
Словом, ничего это не означает...
А упырь меж тем, торжествующе скалясь и зловонно дыша мне прямо в лицо чем-то гнилостным, причем, как ни удивительно, с легким оттенком чеснока – вот и еще один миф развеялся, жаль только, что слишком поздно,– крепко, с нечеловеческой силой обхватив запястья моих рук своими скрюченными пальцами, тянулась к незащищенной шее. Я изворачивался, как только мог, но сил явно не хватало, и я инстинктивно чувствовал, как широко открытая пасть вампира с каждой секундой неотвратимо приближалась...
Кстати, ее сила тоже наглядно подтверждала истинное происхождение этой самой бывшей Гликерьи. Не могло существо ростом мне по подбородок и тощее как не знаю что обладать такой силищей, дабы преодолевать сопротивление достаточно крепкого и физически развитого парня. Да, полуоглушенного и еще не пришедшего толком в себя, да, с превеликим трудом, но все равно одолевать.
Спасло то, что упырь был из Средневековья и драться не умел, а я родился четырьмя веками позже и успел кое-чему научиться вначале в секции самбо, которую забросил перед фехтованием, а потом в десантуре. Не бог весть что, конечно, таких, как я, Джеки Чану троих, если не пятерых, на один зубок, но тут хватило и меня.
Дождавшись, когда ее дыхание станет нестерпимым, то есть она приблизилась на «ударное» расстояние, я что есть силы резко подал голову вперед. В темноте было не разобрать, куда именно въехал мой лоб – то ли в нос, то ли по губам,– но главное, судя по раздавшемуся жалобному воплю, удар оказался весьма болезненным.
Ишь ты, а мне и невдомек, что вампиры хорошо чувствуют боль. Почти как простые смертные. Хотя нет, судя по громким причитаниям, никаких «почти» – точно так же.
Однако расслабляться было рано, особенно после того, как всхлипывания утихли и Гликерья, не вставая на ноги, принялась на ощупь шарить где-то возле моей лавки.
«Топор,– осенило меня.– Выронила, а теперь ищет, и если найдет, то...»
Додумывать было некогда. Я с силой пнул что было мочи, промахнулся в темноте, еще раз отчаянно пнул и с облегчением ощутил, как нога угодила во что-то мягкое. Тщедушное тело послушно отлетело к печке, но топор вампирша нашарила секундами раньше и из рук не выпустила, иначе он бы не лязгнул, с тупым, неприятным звуком ударившись о печные кирпичи.
Самым простым было бы накинуться на нее именно теперь. Самым простым, но в то же время и самым опасным – достаточно подставить топор, и мне хана.