Найти свой остров
Шрифт:
– Нет, ты послушай! Ты подумай, тут ведь чувак не просто с деньгами, он собирается добиться власти – и добьется. Помнишь несчастный случай с депутатом Назариным? Это я его. Никто и не подумал, что кто-то ему помог – авария на дороге, ничего не поделаешь. А на его место продвинули другого человека, и тот сейчас расчищает моему заказчику дорогу наверх – правда, вряд ли он его знает и видел, просто выполняет то, что ему приказывают. У этого парня найдется для тебя работа, и платит он так, что…
– Хватит болтать.
Олешко берет
– Все это понятно. Но мне надо знать другое: зачем твоему работодателю понадобилась смерть Матвеева и Ники Зарецкой? Что ему до них, он не говорил?
– Не знаю. Он вообще неразговорчивый, просто сообщает, что ему нужно, и спрашивает, сколько это будет стоить. Я называю стоимость расходов и работы, мне переводят аванс, вот и все. Да и не интересует меня остальное, меньше знаешь – крепче спишь.
Взгляд прикованного «поплыл» – солгать он уже не сможет, даже если захочет.
– Это вообще нетипичное задание. Убрать этих двоих, да еще желательно – одновременно… Кстати, бабу я и сам очень хотел грохнуть, она мне все дело испортила – там, на пруду, и напарник мой зря на шоссе пострадал, ему водилы так бока намяли, что он еле сбежал, я уж чуть было просто не пристрелил ее, но сдержался. Я всегда сдерживаюсь, так ведь и до маньяка можно опуститься – при нашей-то работе, если валить направо и налево всех, кто тебя раздражает. А эта дура меня раздражала… Вот сестрица у нее – ты видел ее сестренку? Видел, конечно… нет такого мужика, который ее не захотел бы, а тут недоразумение какое-то…
– А рыжую ты зачем грохнул?
– Надо было спросить ее насчет Матвеева и этой девицы. Не мог же я завалить к ней домой и спросить, что она думает о произошедшем? А знать я должен был, вот и пустил подружку в расход, чтоб потом не болтала. Так было нужно, тут ничего личного.
– Напарник где?
– А напарника пришлось убрать… Как они в Новгород двинули, он решил, что обойдется без меня и делиться не придется, но я оказался проворнее. Без него вполне справился, что там с ними справляться, двое недотеп…
Голос допрашиваемого затих. Олешко снял с него кандалы, аккуратно положил тело на каталку и отвез в соседнее помещение. Завернув его в полиэтилен, он погрузил тело в машину, аккуратно выехал из-под каменного свода и поехал в сторону города. Питер серой массой надвигался на него, и Паша Олешко ехал туда, потому что там был его дом. И его друзья.
Матвееву наложили гипс на сломанную руку и отвезли к родителям. Он устал, был расстроен, ему очень нужно в больницу к Сашке Панфилову – но он ехал домой к родителям, потому что больше нигде не будет чувствовать себя спокойно и в безопасности.
– Лера!
– Максим, как ты? Где Ника?
– Все в порядке, Ника с Булатовым, приедут завтра. Как он?..
– Пока жив, но…
– Лера, Саша будет жив, вот посмотришь. Сама-то ты как?
– Жива. А вот Саша…
– Перестань.
– Что?..
– Только не говори мне, что собираешься ему отказать, когда он притащит тебе букет и кольцо с бриллиантом, а он собирался это сделать.
– Но…
– Лера, ты, если что, звони мне. И себя побереги.
Матвеев откинулся на подушки и закрыл глаза. Тупо ноет рука, болит разорванная кожа на ноге – рану обработали и забинтовали. И тяжелое беспокойство ворочается в голове: надо позвонить Димке, узнать, как они там. И в школу сын ходит в Александровске, а каково ему так менять свою жизнь? Правда, он очень подружился с ребятами, они его опекают как младшего, а именно этого Димке как раз и не хватало.
– Максим, нужно выпить бульончик.
Мать принесла чашку с бульоном и поставила на столик.
– Сможешь сам?
– Конечно. Спасибо, мама.
– Давай, выпей – и спать. Утро вечера мудренее, сынок.
Ее рука гладит его волосы, совсем как в детстве, и ему тепло и спокойно в этой комнате на своей старой кровати.
– Ты не волнуйся, мам. Все образуется.
– Конечно. Но страшно-то все равно, Максимушка.
Матвеев вздохнул – он ничего не может поделать, ему нечем ее утешить, потому что его жизнь полетела псу под хвост, и он не знает, как увязать разрозненные нити, фрагменты прошлого и настоящего, а еще он беспокоится за Нику, за Панфилова, за детей и за Лерку, которая вместо того, чтобы лежать и выздоравливать в абсолютном покое, примчалась сюда.
Выпив бульон, Макс засыпает, а мать все сидит рядом и смотрит на него. Она знает, что скоро им придется расстаться – но то время, что осталось, ей хочется быть со своим сыном. И она сейчас почти счастлива: он спит в своей постели, дома, и завтра она встанет пораньше и приготовит целую гору его любимых котлет. И печенья напечет, и они с отцом сядут и будут ждать, когда сын проснется, чтобы вместе позавтракать, и можно будет забыть на время, что где-то есть невидимый и страшный враг, желающий погубить их ребенка.
Мать поправляет одеяло, осторожно целует спящего сына, забирает чашку и выходит. Завтра тоже будет день, возможно, даже лучше этого.
Валерия критично смотрит на себя в зеркало – у Панфилова в ванной чистое и большое зеркало и освещение не хуже. Валерия с тоской смотрит на свои едва отросшие волосы – в больнице перед операцией их безжалостно сбрили, и теперь они отрастают очень неравномерно.
– Тиф прошел, а я осталась.
Как-то само собой так вышло, что поселил ее Олешко в квартире Панфилова. Валерия внимательно изучила все комнаты, безжизненную кухню и пришла к выводу, что Саша приходил сюда только спать и мыться. Вот гардеробная выглядит обжитой – Валерия фыркнула, глядя на ряды костюмов, рубашек, коробок с обувью и прочим добром.