Назад дороги нет
Шрифт:
Мы снова грузимся в машины, а парни Карла втаскивают бесчувственных парней в борт грузовика, словно мешки с мукой. Едем в ночь, и по мере приближения к месту назначения, до меня постепенно доходит смысл этого путешествия.
На окраине города есть куча мест, куда нога нормального и адекватного человека никогда не ступит. Притоны, бордели, занюханные стрип-клубы, подпольные казино — здесь есть всё, главное, знать, что ищешь. Мы знаем, от того очень быстро спускаемся по раздолбанным ступенькам в занюханный подвал, где
Карл входит в тесное помещение, о чём-то тихо беседует с мастером, и, договорившись, выходит наружу.
— Сейчас их обслужат, — говорит, выводя нас на улицу. — По высшему разряду, сук таких, обслужат.
Мы начинаем ржать, сгибаясь пополам и захлёбываясь. Просто стоим на зассанном тротуаре, смеёмся, вытирая слёзы, и я понимаю, что после такого обслуживания, ничего плохого Слон с Геной уже не смогут сделать.
— Каинова печать — штука приметная, — говорит Карл, когда немного успокаиваемся.
Через несколько часов, которые провели за кружкой пива в каком-то более-менее приличном баре, Карлу на телефон приходит сообщение с просьбой забрать клиентов.
— Ну, красота же, — ржёт Роджер, когда парни Карла, кряхтя и обливаясь потом, складывают Слона и Гену в кузов грузовика. — Мне нравится.
— Ага, хороший мастер. Главное, парень надёжный, потому что немой.
А я рассматриваю надпись на лбу придурка Борисова: "Этот человек торгует наркотиками и убивает ваших детей!" и усмехаюсь, представив, каково им будет с этим жить. Но, собственно, не очень-то и интересно.
Карл тем временем обходит грузовик и отдаёт последние распоряжения своим ребятам. Те кивают, громко ржут, и через пару мгновений дверцы хлопают, закрываясь. Пара минут, и мы остаёмся втроём на заплёванном асфальте.
— Поехали в "Магнолию", ребята, — предлагает Карл. — Мы неплохо потрудились, пора бы и отдохнуть.
— Куда их повезли? — спрашивает Роджер, когда внедорожник несёт нас к "Магнолии".
— Подальше отсюда, — отвечает Карл, приглаживая волосы. — Кинут на обочине голожопыми, без денег и документов, пусть попрыгают.
— Милосерднее было бы грохнуть, — смеётся Роджер.
— Милосердие? Какое-то незнакомое слово, — усмехается Карл. — Впрочем, его ещё заслужить нужно.
Прикрываю глаза и думаю о том, что вот сейчас мне очень хочется напиться. И увидеть Асю. Последнее, наверное, даже больше, но в таком состоянии ей нельзя меня видеть. А ещё размышляю о том, что Карл в очередной раз спас. Меня — от кровопролития, которое почти готов был совершить; мой клуб — от Борисова и позора.
Чёрный ангел всегда прилетает, чтобы вытащить за шкирку из адской бездны.
23. Ася
— Пока тебя в городе не было, твой супружник каждый день ко мне приходил, — неожиданно заявляет Поля, бросая на меня
В сердцах бросаю нож, которым до этого нарезала мясо, и он с глухим стуком ударяется о деревянную столешницу и пару раз подпрыгивает, пока не падает на пол. Чертыхаюсь в голос, а Полина перекрывает воду, оставляет в раковине горку недочищенного картофеля и, повернувшись ко мне, медленно вытирает руки светло-голубым полотенцем.
— Ася, я считаю, вам нужно поговорить. Как взрослым людям. Всё выяснить уж раз и навсегда, и разойтись спокойно.
Интонационно выделяет каждую фразу, и я знаю, что она права, но Саша до такой степени разочаровал меня, что на физическом уровне вызывает отвращение. Кажется, будто всё, что было между нами — случилось с кем-то другим, не со мной. С какой-то другой Асей, беспросветной наивной дурочкой.
— Ты так говоришь, будто бы я сама этого не понимаю, — отмахиваюсь, достаю из подставки чистый нож и принимаюсь с излишним усердием дальше нарезать кубиками мясо для рагу. — Но он хочет, чтобы всё было как раньше.
— А оно не будет? — хитро прищурившись, спрашивает Поля.
— Нет! — отрицательно машу головой, орудуя ножом, как заправский шеф повар.
— Но ты всегда его прощала.
— Ну и дура была.
Полина хохочет, и я невольно поддаюсь, заражаюсь и тоже начинаю смеяться.
— Наконец-то ты прозрела! Ура! Аллилуйя! Аминь! — восклицает Поля между приступами хохота, да ещё и на месте пританцовывает, дурёха. — Вообще, расставанию подруги с мужем не принято радоваться, но я вот такая — плохая, я не просто радуюсь, я счастлива!
Знала бы она, насколько я счастлива, в конце концов, выбросить этот осточертевший чемодан без ручки.
— Это в тебе обида говорит, — замечаю, а Поля фырчит, как рассерженная кошка. — Из-за того, что он разболтал твоему отцу о Брэйне.
— О, за это его убить мало, — мрачнеет Поля и прекращает танцевать, вцепившись в полотенце, точно в спасательный круг. — Твой Санёк мне чуть всю жизнь не поломал, но пусть. Я не держу на него зла, пускай на его совести остаётся.
— Добрая ты, Поля, — хмыкаю. — Но я всё равно схожу к твоему отцу и поговорю, чтобы он выкинул моего бывшего с работы.
— Отец тебя не послушает, но попробуй, конечно.
Молчим, а я размышляю, нужно ли мне это. Нужно ли уподобляться Саше и портить себе карму какими-то сплетнями и наговорами. Развестись бы по-тихому, разойтись в разные стороны жизненных дорог и больше никогда не пересекаться, потому что, если он не прекратит меня доставать, слеплю в полночь куклу Вуду и истыкаю его тщедушное тельце иголками, дождётся.
— Ладно, давай всё-таки с ужином закончим, — говорит Полина, прервав размышления. — Скоро Брэйн приедет, голодный же, как всегда.