Назад в школу! Бесценные уроки великого бизнесмена и инвестора

Баффетт Уоррен

Думаю, что вы читали в журнале «Forbes», что в прошлом году его обогнал Билл Гейтс. Но мы не скажем об этом Уоррену. Для нас он самый богатый в Соединенных Штатах человек. В общем, мы пригласили его, пока он от нас не ускользнул.

Но информация о личном состоянии вряд ли поможет вам понять, что за личность будет выступать перед нами. Уоррен Баффет утверждает, что получает от процесса гораздо больше удовольствия, чем от результатов своего труда, то есть доходов, и я верю, что это правда. Он разбогател старомодным способом – сам заработал свои деньги. Ему это удалось не только потому, что он работал в поте лица своего, но и потому, что он много думал. Наш гость приобрел свое состояние, используя собственные, а не чужие активы, а тем более чужие долги. Он добился успеха, потому что много размышлял. Казалось бы, в этом нет ничего уникального,

но в одном из своих ежегодных докладов наш гость цитирует наблюдение Бартона Рассела: «Большинство людей скорее умрут, чем начнут думать. Многие так и делают». По его словам, в мире финансов это случается чрезвычайно часто. Наш гость – не только мыслитель, но и инвестор. Он не спекулянт, не разрушитель, а строитель. Он создает рабочие места, а не увольняет людей. Кстати, по поводу инвестиций и спекуляций Уоррен Баффет пишет: «Мы считаем, что называть “инвесторами” те компании, которые то покупают, то продают акции, все равно что называть романтиком того, кто каждую ночь проводит с новой подругой».

В годовых отчетах Berkshire Hathaway, которые мы с таким интересом читаем, Уоррен Баффет часто цитирует необычных людей. Например, анализ отрицательных стороны диверсификации подкрепляется словами Маэ Уэст, утверждавшей, что «слишком много хорошего – плохо». Когда глава Berkshire рассказывал о выходе из плохой сделки, сначала показавшейся ему хорошей, то вспомнил песню в стиле кантри, в которой поется: «Жена убежала с моим лучшим другом, и я до сих пор по нему скучаю». Его манеры, скромность и простота в общении лучше всего характеризуют наши переговоры о проведении лекции. Мы спросили Уоррена: «Следует ли нам предпринять дополнительные меры безопасности?». Он ответил: «Нет, это ни к чему. Главное, проследите, чтобы слушатели не проносили в зал гнилые помидоры».

Дамы и господа, с большим удовольствием представляю вам легендарного пророка из Омахи – Уоррена Баффета!

Вступительное слово Уоррена Баффета

Проверка микрофона. Один миллион, два миллиона, три миллиона… [Крик откуда-то сзади: «Я вас не слышу».] На моем выступлении неделю назад произошло то же самое. Кто-то крикнул: «Я вас не слышу». Тогда поднялся человек, сидевший в первом ряду, и сказал: «А мне все прекрасно слышно. Хотите поменяться местами?»

Я очень рад выступить сегодня перед вами в этой аудитории. У меня сохранилось множество замечательных воспоминаний об университете. Мои родители познакомились в 1924 г., когда отец работал редактором газеты «Daily Nebraskan». В это время моя мама трудилась в редакции крошечной газеты своего отца в Вест-Пойнте. Приехав сюда, она устроилась на работу в «Daily Nebraskan», где и познакомилась с будущим мужем, моим отцом. Через пару лет мои родители поженились. Через двадцать пять лет или около того, после двух лет учебы в Уортонской школе Университета Пенсильвании, здесь оказался и я. Честно говоря, думаю, что год, что я провел здесь, превосходит все время моей учебы в Уортоне. Я получил прекрасное образование. Рэй Дэйн был потрясающим преподавателем бухгалтерского дела. Недавно мы вспоминали Карла Арндта, который преподавал экономику. Во время экзамена он часто выходил из аудитории. Мы думали, он нам доверяет, но он объяснил, что делал так потому, что на экзамене у него были разные ответы для четных и нечетных мест.

Я бы хотел поговорить со студентами, прежде всего, о будущем, потому что пару лет назад со мной произошло нечто, имеющее к вам прямое отношение. Затем мы перейдем к вопросам. Вы спросите меня о том, что вас волнует.

Мне кажется, что произошедшее со мной в 1991 г. событие должно вызвать у вас интерес. Это случилось в пятницу, 14 августа. В пятнадцать минут восьмого зазвонил телефон. К сожалению, я проснулся. Нет, я не собираюсь наставлять вас, что «кто рано встает, тому Бог подает», не бойтесь. В общем, я снял трубку. На другом конце провода было несколько человек. Они звонили из конференц-зала, очевидно, по громкой связи. Мне сказали, что накануне вечером к руководителям компании Salomon обратился президент Нью-Йоркского Федерального резервного банка (а он является самым важным человеком в мире финансов, хотя и не столь широко известен, как председатель Федеральной резервной системы). Так вот, с точки зрения финансовых рынков, главным человеком является президент Нью-Йоркского Федерального резервного банка. Его зовут Джерри Корриган. Итак, этот господин заявил высшему руководству компании Salomon, что они не могут ей управлять – в буквальном

смысле. Он приказал им подать в отставку. Немедленно. Поэтому они решили уволиться на следующее утро. Они были вынуждены это сделать. Они позвонили мне сказать, что в компании больше никого не осталось и управлять ей некому.

Это довольно серьезная ситуация, потому что в то время Salomon задолжала больше денег, чем любое другое учреждение в США, за исключением банка Citicorp. Если долги второго превысили 200 млрд долл., то первый был должен чуть менее 150 млрд долл.

Видите ли, именно эту сумма – 150 млрд долл. – составила и прибыль всех компаний на Нью-Йоркской фондовой бирже в этом году. Банк Salomon задолжал больше денег, чем Bank of America. Больше, чем American Express. Больше, чем Fannie Mae.

Правда, Citicorp был должен еще больше. Основная проблема состояла в том, что этот огромный долг – 150 млрд долл. – нужно было выплатить в течение ближайших нескольких недель. В отличие от Citicorp, Bank of America, Manny Hanny или других крупных банков, заимодавцы Salomon не имели страховки Федеральной корпорации страхования депозитов и не могли надеяться на правительство. И кроме того, на Salomon не распространялось такое преимущество как «доктрина слишком крупный для банкротства».

В то время ходили слухи, что ФРС не позволит обанкротиться ни одному из действительно крупных банков, потому что это может привести к «эффекту домино» (хотя об этом никогда не заявлялось официально). В общем, если кто-то и был обеспокоен платежеспособностью Citicorp или Chase, ему не стоило слишком сильно переживать о судьбе своих вкладов, потому что их защищала Федеральная корпорация страхования депозитов или «доктрина слишком крупных для банкротства» банков. У Salomon не было ни того, ни другого.

Таким образом, мы предвидели, что в пятницу и следующий понедельник люди по всему миру будут требовать, чтобы им выплатили около 140 млрд долл., что, конечно, довольно затруднительно. Во второй половине дня я отправился в Нью-Йорк и вечером встретился с мистером Корриганом. Я никогда не забуду, как вошел в кабинет и весело сказал: «Лично я должен всего 70 тыс. долл. за второй дом в Калифорнии, да и то потому, что у них низкая процентная ставка. Пожалуй, мне нужна помощь». А он пронзил меня ледяным взглядом и заявил: «Готовьтесь к неожиданностям».

Не знаю, что именно он имел в виду, но я сразу подумал о стрихнине или о чем-то в этом роде. В общем, от меня требовалось связаться с конгрессменами и убедить весь мир в том, что Salomon не рухнет, и мы планируем по-прежнему управлять банком. Я должен был сделать это в промежуток между вечером пятницы и утром понедельника.

Мы переходим к тому, что я хотел рассказать вам, потому что это имеет к вам непосредственное отношение. Мне нужно было немедленно найти человека, который встанет во главе банка Salomon. В компании было 8000 сотрудников, 500 человек или больше в Токио и 1000 или больше в Лондоне. Мы задолжали 10–15 млрд долл. в Японии и приблизительно столько же в Европе. Поэтому было важно определиться с тем, кто будет управлять компанией.

Она работает с государственными ценными бумагами. Сейчас через нее проходит более 200 млрд долл. в день. Прибыль не очень высока, но денежный поток почти в три раза превышает годовой оборот Wal-Mart. Это особый бизнес, и им должен управлять тот, кто в нем разбирается. Я в нем ничего не понимаю. Итак, в пятницу вечером я столкнулся с необходимостью решить, кто займет место руководителя Salomon, и рекомендовать его совету директоров на воскресном заседании.

На эту должность претендовали около 10 человек из числа высшего менеджмента Salomon. Имена большинства были мне знакомы, но лично я встречался только с четырьмя или пятью. Это было самое важное решение о приеме на работу в моей жизни.

Надеюсь, через несколько лет вы все окончите университет и найдете хорошую работу. Возможно, вам интересно узнать, о чем я думал, когда принимал решение, ведь о том же будут размышлять и люди, которые в ближайшие несколько лет будут проводить с вами собеседования при приеме на работу. Так вот, я побеседовал со всеми кандидатами, взбудораженными из-за сложившейся ситуации. Мы разговаривали в пятницу вечером, и на следующее утро. В общем, я провел интервью за 3–4 часа.

Я не задавал вопросов о том, какие оценки они получали в школах бизнеса. Это хорошая новость. Вы можете расслабиться. Но есть и плохая новость: я вообще не спрашивал их, учились ли они в бизнес-школах. Я не просил их предоставить резюме.