Назад в СССР: демон бокса 2
Шрифт:
Машка ревёт от восторга, лезет в сугробы, затевает борьбу с собакой, потом лезет пёселю на спину, и он, глядя на мир страдальческими глазами, секунд пять изображает «лошадку», потом сбрасывает наездницу, но та ничуть не обижается и хохочет. Привязал санки к его ошейнику, дело лучше пошло, двор стал мал, катались прямо на льду замёрзшего водохранилища, вплоть до занесённых метелью крокодилов.
Виктория, рафинированная столичная штучка из Москвы, бросилась к телефону обзванивать институтских подружек. Несмотря на некоторую удалённость от Минска, дом обречён на гостей, ну и ладно.
Новый год праздновали
Во дворе, когда вышли дыхнуть воздухом, заодно поджечь бенгальские огни, Ким тихо спросил:
— Тоскуешь, что всё уходит в прошлое — безвозвратно?
— Если бы ты меня не сдал как стеклотару…
Он ухмыльнулся.
— Не сдал. Гэбисты и десятой части не знают того, за что нам полагалось бы лет по пятнадцать как с куста, если ты сам не раскололся. Ну а ехать за бугор — мы же давно уговорились. Твой срок в боксе проходит. Как и моей жизни вообще. Куда тянуть?
— Тянуть не позволят. Возвращаюсь на чемпионат СССР. Даже если не займу призового места, всё же перерыв больше полутора лет, едем в июле в Белград на молодёжный турнир до двадцати пяти. Сдаёмся в американское посольство. Югославы невозвращенцев силой не выпирают в Союз. Американцы делают нам визы, дальше — по обстоятельствам.
— Виктория и Маша?
— Беру с собой. В ФРГ или Британию трудно было бы объяснить. А так — почти социалистическая страна, туда даже по путёвке можно попасть, хоть нелегко простому человеку. Вику выпустят, я давно обещал ей мир показать.
Ким кивнул.
— Правильно. Она знает?
— Не будет знать, пока не поставлю в Белграде перед фактом. В Балашиху же поехала со мной. Ну так если перед разумным человеком поставить выбор: Нью-Йорк или Балашиха, что решит?
— Женщины порой непредсказуемы. Ну, это твоя семья, сам решай.
По принципу Скарлетт О’Хара «подумаю об этом завтра» я отложил морально-психологическую подготовку благоверной к измене Родине и после праздников отдался тренировочному процессу, где меня ожидал пренеприятнейший сюрприз.
— Тебя на чемпионате БССР побьют, — напророчествовал Владимир Львович после первого лёгкого спарринга с юниором. — Физическая форма в норме. Но что у тебя с техникой?
Хуже всего, что за полтора года перерыва я потерял чувство дистанции. В боксе каждый сантиметр важен для точного удара. Чуть дальше начал — и недобор, перчатка на излёте лишь коснётся противника, никак ему не навредив. На два пальца ближе — и не успеваю раскрутить всё тело от ноги до плеча и локтя, кулак не набирает максимальную скорость. В Балашихе спаррингов хватало, уложу, наверно, самого Мухаммеда Али на его пике формы, но при условии: разрешено бить ногами. В боевом самбо и военных комплексах единоборств мало уделяется времени и внимания ударной технике руками в ближнем бою. А ближний бой с работой в корпус — наше всё для невысокого супертяжа, выходящего против здоровенных дядек вроде Теофило Стивенсона.
Первые два боя на чемпионате Белоруссии, он начался в последних числах января, выиграл исключительно за счёт репутации олимпийского чемпиона и убийцы. Весьма способные, но не титулованные парни элементарно боялись попасть в реанимацию, уходили в глухую оборону и неохотно атаковали, даже когда совсем раскрывался. Из двух-трёх десятков моих ударов проходил от силы один, но соперники и этим не могли похвастаться. Поэтому пять-ноль по очкам, но даже Коган не радовался «техничной победе», понимая, что я не щажу пацанов, а просто не знаю, что с ними делать.
В общем, я вошёл второй раз в ту же реку, вода прежняя, но берега поменялись, да сам уже не тот… Постарел? В двадцать два с половиной года?!
В полуфинале открылись какие-то шлюзы. Соперник попался не ахти, даже слабее, чем в четвёртой и восьмушке. Но, главное, исчезла скованность, вернулось чувство контроля, я знал точно, какой получится удар. Единственно, не командовал себе «пли», позволяя подобное только с мешком. Но и без психологического допинга дважды заставлял рефери открыть счёт, отчего секундант не выпустил парня на второй раунд. Финал я прошёл за неявкой соперника, и жаль, каждый бой я рассматривал как тренировочный, но не расслаблялся подобно Стивенсону, намеревавшемуся просто размяться со мной.
Перед вылетом на чемпионат Союза в Ташкент произошло несчастье, сильно выбившее из колеи. Мы с женой вечером были дома, как обычно засиделась Ольга, дочь игралась во дворе с Рексом, периодически долетал радостный лай и детский смех. Я был спокоен: пёс зорко охранял Матюшевич-младшую, на него мог положиться с большей уверенностью, чем на человека.
Начало темнеть, когда снаружи раздался выстрел и послышался дикий крик Машеньки. Я бросился во двор как был — в лёгкой спортивке и в тапках, за мной устремились обе сестры. При свете фонаря на тёмном февральском снегу бился в конвульсиях Рекс, и беглого взгляда понятно — псу конец, он получил заряд картечи, под ним расплылась лужа крови.
«Ворошиловский стрелок» в торжественной позе стоял за оградой. Эдакий тип в дублёнке и пыжиковой шапке, сдвинутой на затылок, очень гордый собой. Второй, пожиже, переминался с ноги на ногу и поскуливал: «я же говорил, Глеб Михалыч, лаял он, собака, значит, не волк».
— Скажи спасибо, мужик. К тебе волк забрался. Я ребёнка спас!
Вика не успела схватить меня за рукав. Одним прыжком перенёсся через забор, а он метра полтора, вырвал двустволку из рук пыжикового и сбил его с ног подсечкой.
— Ты стрелял в мою собаку, в мой двор, где находился мой ребёнок!
Грохнул второй выстрел, ахнули женщины и спутник Глеба Михайловича, но я не настолько утратил контроль над собой — пальнул в снег возле самого уха подонка. Потом разбил ружьё о сосну вдребезги.
Вздёрнутый на ноги, стрелок обдал меня мощным водочным духом. Оглушённый от пальбы около уха, встряхнул головой и немедленно бросился в наезд:
— На кого, слизняк, руку поднял! Да я…
— Он — второй секретарь Минского обкома партии, — подсказал его спутник. — Вы хорошо подумайте, что собираетесь сделать.