Назад в СССР: Демон бокса 3
Шрифт:
— Жду, когда ты выскажешься. Из вежливости.
— Бля! Из вежливости?! Да я тебя с земли поднял, сосунок!
— Ничего не путаешь? Ещё три конторы мне предлагали контракт. Олимпийский чемпион, чемпион Европы, вырубивший Стивенсона, ни одного поражения после сотни с хреном боёв, помнишь?
— Так чего же другую конюшню не выбрал, грёбаный умник? Ты хоть понимаешь, что твой поганый язык портит весь бизнес?! Если любители дерутся лучше профессионалов, какого хера зрители будут платить пятьсот баксов за билет на матч профи?
— Ну, это проблема организаторов. Ты говорил: боец должен эпатировать публику. Я и выдал.
—
— Я не Господь Бог, за силами — не ко мне. Дал тебе чемпионский пояс. В супертяжёлом у тебя ни разу никто его не брал, а я — за полтора года. В принципе, погашу свет любому из нынешних чемпионов по любой версии, хоть по мировой, хоть по версии штата Нью-Джерси. Можешь сам учредить мировой кубок имени меня. Но не позже осени — контракт закончится.
Он опустился на кресло в двух шагах от меня, вперился взглядом — такие яростные тёмные глаза с очень красными белками и веками на фоне пепельно-коричневой кожи.
— Я всерьёз думаю расторгнуть его раньше. И впарить тебе такую неустойку, до конца жизни не рассчитаешься! Ч-чемпион, мать твою…
— За что неустойку. Факты давай, а не фантазии.
— За базар на интервью! В контракте прописано: ты обязан выдерживать линию поведения, заданную промоутером.
— Предъяви бумажку с моей подписью об ознакомлении, где мне конкретно запрещено говорить что-либо, кроме Горбачёв-перестройка. Свобода слова — базовая ценность прав человека, Доналд. Ты же не нарушаешь Конституцию США, верно? А если я буду вынужден заключить договор с иной компанией вместо твоей, обязательно вверну условие защиты от твоих поползновений. Так что засунь угрозы себе в задницу и говори предметно: что надо?
Даже в страшном сне не мог себе представить, что в таком тоне разговаривал бы с Коганом, Васильевым, чиновниками из Госмкомспорта или общества «Динамо». Здесь подобное хамство в порядке вещей, культурное поведение рассматривается как слюнтяйство.
— Надо, чтоб вёл себя как человек, а не кусок дерьма!
— То есть отвечал исключительно про Горбачёва и перестройку? Уже не прокатит.
— Да хоть что говори! Но не лажай меня и наш бизнес! Поноси конкурентов, обсирай Биггса и всех последующих вместе взятых, обещай, что будешь всех закатывать в асфальт, пока не насшибаешь сто лямов на жизнь и на дом на берегу Тихого океана. Сорок процентов!
— Что — сорок процентов?
— Мне от сборов. И четверть от рекламы. Лучше предложения не найдёшь. На пять лет.
— Я подумаю. Про пять лет — точно нет. Порой кажется, что лучше бы принял предложение Вэнса работать на пиар Демократической партии. Сто двадцать тысяч в год чистыми, зато никто не пытается отбить мне башку или печень.
Дон обидно засмеялся.
— Сто двадцать штук в год?! С твоими-то амбициями… Давай так. Я вывожу тебя на обязательные защиты трёх оставшихся поясов. Получаешь абсолютное чемпионство и уходишь. Лет пять на это точно уйдёт, и не потому, что собираюсь тянуть время. Ещё два-три рейтинговых боя, а уж тем более с защитой титула, и ты станешь неинтересен и соперникам, и промоутерам. Тренеры не захотят выставлять своих парней, Биггс с расквашенной рожей ещё легко отделался, кому захочется в больничку после твоих апперкотов? Да и зрители предпочитают смотреть долгий бой. Они купили билеты, едут час или два. Ради двух-трёх раундов? А то и одного. Будешь ходить непобедимый… и без боёв, не считая обязательных.
—
— И без денег! Нет бокса — нет бабла, — он горестно вздохнул от собственноручно нарисованной картины. — Ладно. Сейчас подпишем с НВО. Телевизионщикам скоротечность боя до фонаря.
— Тридцать процентов. На год. С рекламы — хрен с тобой. Пусть будет четверть.
В одном он прав. Любой, претендующий на пояс в WBC в супертяже, должен биться со мной. А моя встреча с чемпионом, например, в WBA, сложится, только если Дон выбьет контракт на этот бой с промоутерами их главного супертяжа, причём пояс WBA совсем не обязательно будет стоять на кону. Нужно набрать сколько-то побед с высокорейтинговыми боксёрами именно той ассоциации, чтоб защита титула против меня была обязательной. Не часто, но бывали случаи, когда сильный и опасный конкурент систематически игнорировался, дабы не менять чемпиона. И хоть Дон не подставляет башку под удары мальчиков в центнер веса и два метра роста, его роль в общем деле велика, нельзя недооценивать.
— Разок ты ляжешь. Это надо для интриги. Бабла поднимешь у букмейкеров, поставишь против себя! И на следующие матчи пойдут охотно: оклемался ли чемпион Мат’юшевич или вышел в тираж. О’кей, тридцать и двадцать пять.
Марвин облегчённо расслабился и осушил стакан с виски до дна. Сто пудов — не хотел терять меня, кормильца.
С тем и пошли под софиты, по пути я сдал мочу на допинг и уже не мог бы сказать, что писал кипятком от вопросов, тем более среди них прилетали и самые каверзные.
Журналистов весьма интересовали мои взаимоотношения с промоутером, особенно после прозрачных намёков на прежней пресс-конференции.
— Вы про Горбачёв-перестройка? О, Дон Дюк — первоклассный менеджер, к тому же прозорливый. Мечтает устроить мне бой в Москве против самых сильных советских, кто созреет после моего отъезда из СССР. Заверения в лояльности к коммунистическому режиму, как он считает, помогут сгладить острые углы.
— Журнал Ринг. Ваш контракт истекает осенью. Вы будете продлевать его с Дюком?
— Мы достигли ясности в условиях, которые устроят меня и какие желал бы он. Если уладим отдельные спорные моменты, подпишем новый контракт. Свежий эмигрант из СССР без единого боя с профессионалами и чемпион мира по версии WBC — это совершенно разные партнёры для Дона.
Не надо быть телепатом, чтоб угадать мысли моего менеджера: какие ещё, к бебеням, спорные моменты? Пусть понервничает.
Посыпались вопросы к Биггсу, их было меньше, да и сам вид поверженного соперника не располагал к долгому общению с ним — на лице красуется пластырь, хоть закрашенный под цвет тёмной кожи, но различим, веки по пухлости скорее напоминают перекачанные губы красотки из две тысячи двадцатых, чем что-то человеческое. Наверно, здорово контрастировал со мной — без единой царапинки или гематомы, словно после месячного отпуска в Майами.
— Конечно, его победа случайна. Я не был потрясён! Но проклятая ссадина, и русский метил именно по ней, грёбаный русский садист, и пошла кровь, и рефери сказал «стоп»… Я был сильнее! Быстрее! А русский выдыхался. Через раунд или два он бы уже ползал на коленях.
— Нью-Йорк Ивнинг Пост. Вы будете настаивать на матче-реванше?
Глядя на рожицу экс-чемпиона, словно пытавшегося физиономией остановить паровоз, репортёр мог закончить фразу так: чтобы ещё раз огрести люлей по самые помидоры? Но из вежливости воздержался.