Назад в СССР
Шрифт:
Я вспомнил о жарких объятиях Лены и ее сладких губах…
– Ну смотри, у тебя еще есть время подумать. Я раздобыл в библиотеке карту местности и перечертил на бумагу. Если по трассе – до Зареченска двадцать восемь километров. Но мы пойдем по прямой – тут небольшая речушка, лес, потом выйдем через поселок – и попадаем на окраину города, прямо к автовокзалу. Всего нужно пройти двадцать километров. А там на автобус и домой…
– Да не куда я не побегу, Степа. И тебе не советую.
– Не сдашь меня?
– Ты дурачок, что ли? За кого меня принимаешь?
Мосол похлопал меня
Вечером, после отбоя, Андрей тихо сказал:
– Пацаны, я вам хочу страшную тайну открыть…
Он на минуту замолчал.
– Говори давай…– нетерпеливо пробурчал Яшка.
– Помните металлолом, который мы со склада в грузовик грузили?
– Ну?
– Все отвезли на дачу Петровичу.
– Откуда ты знаешь?
– Михей рассказал. Антон, водитель самосвала – это его родной дядя. Оказывается, наш начальник лагеря, Валентин Петрович – хапуга и расхититель народного хозяйства. Он строит себе дачу на государственные средства, и даже с пионерского лагеря крадет.
– Подонок…– тихо сказал я.
– Предлагаю написать заявление в райком партии,– тихо сказал Андрей,–все ребята подпишутся. Пусть отвечает за свои поступки…
– Обязательно напишем, – я сжал кулаки от гнева.
– Пацаны, заявление завтра напишем. А сегодня ночью я предлагаю ему отомстить за подлый обман, – предложил Яшка.
– А как?
Яшка привстал и достал из тумбочки пакет с сахаром.
– Жалко, конечно, добро переводить… ну да ладно. Мы ему в бензобак сахар насыплем, и этот подонок где-нибудь заглохнет на своем «Москвиче». Способ проверенный.
– Погодите… – задумался Андрюха, – как мы насыплем? У него же машина стоит возле старого медпункта, под самым фонарем. Нас сразу заметят.
– Да не заметят…– отмахнулся Яшка,– сегодня День рождения у пионервожатой Татьяны, все после отбоя в клубе водку будут пить. Борис уже обход сделал и тоже туда направился…
– Тогда погнали, чего мы ждем! – я решительно встал с кровати и натянул шорты.
Мы тихо вышли из корпуса. На улице стояла тишина, только вдалеке, из окон клуба слышалась музыка, голоса и женский смех. Желтый «Москвич» Петровича находился на асфальтовом пятачке, за старым медпунктом, под тусклым фонарем, который облепили ночные бабочки и комары. Пацаны направились к машине, а я стоял на шухере, поглядывая, что бы никто, ненароком, не вышел из клуба. Вдруг я заметил, что в одном из окон старого медпункта тускло горит свет.
Странно, там же идет ремонт, кто там может сейчас быть?
– Сокол, уходим, – тихо окликнул меня Яшка, – мы все…
Я махнул ему рукой, а сам подошел к медпункту и забрался на деревянные козлы, чтобы заглянуть в окно.
В углу полутемной комнаты, на кушетке, лежала почти обнаженная Лена, в белых трусиках и пионерском галстуке, чуть прикрывавшем ее большую упругую грудь… а над ней склонился, со своим огромным пузом, лысый Петрович, он нагло мял волосатыми руками ее белую грудь, целовал шею, а она только молча улыбалась, блаженно растянув губы в похотливой улыбке…
Я встряхнул головой, подумав сначала, что это наваждение. Но все происходило наяву, на моих глазах.
« Как она могла… Да еще со старым Петровичем… »
Еще недавно я любил ее всеми клеточками своего тела, а теперь ненавижу… Она совершила подлый поступок. Я понял, что не могу ее больше видеть. Никогда в жизни. И выход здесь был только один.
Когда пацаны в комнате уснули, я направился в корпус второго отряда и разбудил Степу.
– Пойдем на улицу, нужно поговорить.
Мы тихо вышли на крыльцо.
– Степан, давай убежим из лагеря прямо сегодня ночью.
– Знаешь, Володя, я долго думал сегодня перед сном… не могу… – он опустил голову, – я не побегу.
– Как! Ты же сам меня уговаривал! Степа, ты чего, заднюю включил? – я был ошарашен новостью.
– Я решил остаться. Ты пойми, если что случится – у меня бабуля не выдержит. Я в прошлом году в лесу заблудился, меня тогда пол деревни всю ночь искали, так она потом на две недели от нервного потрясения в больницу слегла. Мамка и то так не переживает, как бабуля… Если уж совсем хреново будет – в выходные позвоню и брат меня заберет. Но сам точно не побегу.
– Все с тобой ясно…
Степа достал листок бумаги из кармана:
– Вот тебе карта. У тебя точно все получится…
Он шмыгнул носом, развернулся, и ушел в свой корпус. Я стоял ошеломленный, но для меня обратного пути уже не было…
6
Я все же решил бежать из лагеря этой же ночью. Видеть утром счастливое лицо Лены, которая спит со стариком – было выше моих сил. Я посмотрел на часы: было уже половина третьего. Быстро побросав свои вещи в рюкзак, я вышел из корпуса, перелез через дыру в заборе, и направился сквозь сосновый бор, стараясь обойти подальше клубничное поле, чтобы не потревожить разъяренного Джека и его хозяина…
Почти всю дорогу, пока я шел, то думал о предательстве Лены. Получается, она предала не только меня, но и своего жениха-матроса… И как она могла лечь с этим противным толстым Петровичем, который был к тому же вором и хапугой, это никак не укладывалось в моей голове…
Через два часа ходьбы по лесу я понял, что заплутал. Степан, наверняка, неправильно нарисовал карту, и когда начало рассветать, вместо реки я вышел к странной лесной чаще. Я пробрался через колючие ежевичные кусты и оказался в небольшой роще. Среди деревьев бродил странный старик, похоже, он искал грибы в лесу.
– Дедушка, вы дорогу до Зареченска не подскажете?
Старик оглянулся и внимательно посмотрел на меня. В руке он крепко сжал большой нож, с кривым лезвием. Я вздрогнул: морщинистое лицо, седая борода, кепка. Кондраш!
Я развернулся, и что было духу помчался в противоположную сторону, сквозь чащу, подальше от злобного старика-убийцы… Я бежал, даже не замечая, как ветки хлещут меня по лицу, как спотыкаюсь об сухой валежник… мчался я очень долго, пока совсем не выбился из сил, и не скатился в овраг. Внизу я замер и прислушался. Стояла странная тишина, даже не слышно было пение птиц в лесу. Я понял, что за мной никто не гонится.