Назад в юность два
Шрифт:
Когда в зал зашел посол в сопровождение двух мужчин, я замер. Рядом с ним шел Кристиан Барнард.
Они подошли к нам и посол сообщил:
– Вот товарищи представляю вам известного кардиолога, про которого вы наверно знаете - мистер Кристиан Барнард. Он также приехал на конгресс, очень хотел встретиться с мистером Андреевым. А это Майкл Челленджер сотрудник Foreign office он уполномочен приветствовать врачей, лечащих первых лиц государства.
– Да, господа,- на неплохом русском языке, заговорил Челленджер,- от имени ее величества, приветствую вас в нашей стране. Надеюсь, пребывание в ней станет для вас комфортным
– Я, конечно, понимал, что королева про нас и не подозревает, но дипломатия это такая штука, поэтому мы со всей вежливостью ответили чиновнику и заверили, что мы в полном восторге от пребывания здесь. Он долго у нас не задержался, и ушел сразу вместе с послом. А вот Барнард остался, и мы долго общались на наши медицинские темы. Он очень удивлялся тому, что у нас до сих пор, проблемы с пересадками сердца. На это я сообщил ему, что мы очень тщательно готовимся к подобным операциям и сейчас, уже почти дозрели до их внедрения в практику. Чазов стоявший немного за южноафриканским хирургом, укоризненно покачал головой.
Того очень интересовали мои работы, по стентированию, он читал несколько моих работ, опубликованных перед защитой докторской, и спрашивал, как продвигается работа дальше. Улыбнувшись, он сообщил, что долго уговаривал Челленджера взять его в посольство, потому, тот был против визита хирурга ЮАР, в посольство СССР.
– Мало ли, как русские отнесутся к такому визиту.- говорил тот.
Пришлось ему объяснять, что я уже неоднократно бывал в Советском Союзе, и учился у Владимира Петровича Демихова.
Но все же мы благоразумно не касались темы апартеида, и говорили только медицинские темы.
На столах между тем были расставлены бокалы с вином, шампанским, и небольшие тарелочки бутербродов с красной рыбой и черной икрой. По мере увеличения количества гостей в зале становилось шумно. Заиграла музыка. Наш разговор с Барнардом оборвался, и он с удовольствием пошел пробовать посольские бутерброды.
Я опять стоял один, когда почувствовал мягкое прикосновение.
– Ира, это ты?
– Сережа, я смотрю, ты меня не забыл, еще можешь узнать не глядя.
Я улыбнулся:
– Нет, Ирочка, просто логический вывод, почти как у Холмса, кроме тебя здесь этого некому больше сделать.
– Ну ладно хоть так,- послышался печальный вздох.
– Сережа пойдем, я покажу тебе нашу оранжерею, очень историческое место.
– Оранжерея, так оранжерея,- подумал я,- не все ли равно, где тебя будут охмурять. И послушно пошел за своей бывшей подругой.
Оранжерея действительно была хороша, но самое главное в ней не было ни души, хотя в раскрытых дверях мелькали люди, и слышалась музыка. Мы уселись на скамейку под какими-то растениями в больших кадках и молча сидели рядом. Почему-то я вспомнил лето 1964 года, парк культуры и отдыха Петрозаводска, как мы также сидели на скамейке, но не печально молчали, как сейчас, а целовались взасос, не обращая внимания на окружающих.
Но, увы, как сказал один философ, в один и тот поток дважды не войдешь.
Ира закинула ногу на ногу, ее короткое платье поднялось, еще больше оголив их. Она вынула из сумочки пачку сигарет и зажигалку.
– Сережа принеси мне пепельницу, вон она стоит на столе.
Я встал и принес пепельницу, и поставил между нами.
– Ты начала курить?
– Тут закуришь,- с неожиданной злостью сказала моя собеседница,-
этого придурка уже домой отправили, пил каждый день. И черт меня дернул замуж за него идти. А все маман: "Не упусти, молодой, подающий надежды дипломат, как за каменной стеной будешь".
– Вот и побывала за каменной стеной. Спился напрочь. И мне теперь домой ехать придется.
Я глазами показал ей на стены. Ира улыбнулась и махнула рукой.
– Ай, теперь уже все равно, да и так все в курсе, чего тут скрывать. Слушай, Сережа, пошли ко мне, - вдруг предложила она.
Не могу сказать, что мне было легко отказаться от этого предложения, потому, что картины наших поцелуев еще стояла перед глазами.
– Ира, не обижайся, пожалуйста, но этого не будет.
Она неожиданно зло посмотрела на меня:
– Что боишься, свою драгоценную анкету запачкать, не выпустят больше за аморальное поведение из страны? Ты, такой же, как все здесь. Глазами бы зафакали, а как до дела так в кусты.
– Ира, совсем не по этому, да мне очень приятно было тебя увидеть, море чувств всколыхнулось. Но зачем остальное, мы же не любим друг друга. Мне бы не хотелось потом встречаться с тобой и неловко себя чувствовать, а все только потому, что сегодня у тебя плохое настроение. Давай лучше я принесу пару бокалов шампанского, посидим, поговорим, вспомним учебу.
Мы с Евгением Ивановичем сидели на заднем сиденье посольской машины, настроения говорить у меня не было. А вот сосед был оживлен. Сегодняшняя встреча и беседа с хирургом, первым удачно пересадившим сердце больному, его обрадовала. Пару раз он беззлобно поддел меня по поводу Ирины, намекнув, что по его предположениям, она была совсем не против развития отношений. Но так, как он вполне понимал, ситуацию, то больше ничего говорил. Я же сидел и ругал себя, потому, что, поддавшись эмоциям, пообещал помочь Ире с трудоустройством, а так не хотелось работать с ней в одной больнице.
Ночь прошла спокойно, я, увидев несколько подозрительных пятен на кресле, думал, что ночью подвергнусь атакам клопов, но, как ни странно меня посетил всего один маленький клопишка, чьи раздавленные останки были видны утром на подушке. По углам номера еще воняло дустом. Видимо гоняли насекомых здесь незадолго до моего приезда. Тем не менее, я не преминул показать эти следы горничной, которая стала пунцовой и начала объяснять, что это совсем не то, что я думаю.
Три дня конгресса, прошли быстро. Председательствовал на нем Майкл де Бейки. Когда я знакомился с ним, у меня было странное чувство. В прошлой жизни, я, конечно, был неплохим хирургом, но, увы, звезд с неба не хватал. И о том, что буду разговаривать с человеком, который сделал, так много для развития медицины, даже не мечтал. А оказывается, де Бейки был очень даже в курсе моих работ, и очень интересовался ими. Он с удовольствием рассказывал, как два года назад побывал в Союзе. Мы взаимно пригласили друг друга в гости, хотя я не очень надеялся на его приезд, да и на свой тоже. Евгения Ивановича со мной не было, он присутствовал на заседаниях кардиологов, и мы встречались только в редких перерывах. В последний день пребывания в Лондоне, я зашел в свой номер, уже около восьми вечера. Был уставший, как собака, потому, что бегал по магазинам, пытаясь купить подешевле, все, что хотела моя жена.