Назад в юность два
Шрифт:
– Ага, сейчас я буду вам воду экономить. Нет уж проклятые капиталисты, я буду умываться проточной водой.
Выйдя из ванной комнаты, с тоской посмотрел вокруг, да в современной гостинице почему-то конгресса провести было нельзя.
Я включил черно-белый телевизор, пощелкал переключателем каналов, Ну, что три программы есть - цивилизация. По ББС шли новости, почти классический английский язык дикторов я хорошо понимал. Сообщили о нашем конгрессе, и о том, что на нем будут гости с Советского Союза. Мысленно я улыбнулся, пройдет всего ничего - двадцать лет и никому дела
Через час я зашел к своему начальнику. Тот, чертыхаясь, разглядывал приспособление для глажки брюк.
Я, улыбаясь, спросил:
– Евгений Иванович, а что вы горничную на этаже не попросили вам все сделать.
– Да вот, как-то неудобно,- замялся он.
– Ну не знаю, я сразу ей отдал костюм, так он у меня уже готовый висит на плечиках, ждет посольского приема.
– Вот зараза,-воскликнул Чазов, крутя в руках две доски с проводом- слушай, будь другом, позови горничную, а то я сейчас эти доски об стенку разбабахаю, не могут утюга нормального положить.
– Я отнес горничной костюм, а Евгений Иванович в это время собрался и мы с ним вскоре, фланирующей походкой, отправились по магазинам.
Конечно, для незамыленного взгляда советского человека, тут был рай для покупок. Но для меня ничего особенного не было, и я спокойно проходил мимо роскошных витрин, с драгоценностями, роскошными шубами, и женскими сапогами. В кармане, у меня лежала записка с кратким списком, над которым трудилась моя жена, полдня вписывая в него все новые пожелания и вычеркивая старые. Но когда я уже точно знал количество фунтов, которое я смогу вывезти из Союза, Анин список пришлось сократить еще в два раза.
Я шел и злился:
– Ну почему я должен покупать ей эти долбанные джины суперрайфл, неужели в нашей стране не могут сшить такую херню.
Вспоминал свою прошлую жизнь и думал, а ведь тогда спокойно выложил бы всю зарплату, да еще бы и добавил за такие джинсы. Может в этой жизни хоть что-то изменится?
Наверняка моего спутника одолевали похожие мысли, потому, что мы назад в гостиницу возвращались с кривыми физиономиями.
К семи вечера мы уже были при параде и ожидали машину из посольства. И действительно ровно в семь машина была у подъезда. Глянув на Роллс- Ройс с дипломатическими номерами, швейцар у дверей настежь распахнул их и с поклоном придерживал, пока мы не прошли. Мы почти синхронно кивнули ему и сели в распахнутую водителем дверь.
Мы подъехали к зданию на Кэнсингтон Палас, когда уже стемнело, но яркие огни ночного города освещали улицу почти, как днем.
В этом свете был хорошо виден номер дома 13, при виде которого плевались все добропорядочные англичане:
– Эти проклятые большевики, не боятся ничего, это же надо! Заменить надпись "Харрингтон Хаус" на чертову дюжину!
Но все же за прошедшие годы с того момента они слегка свыклись с неизбежным и так явно не переживали по этому поводу.
Посол вместе с женой встречал подъезжающих гостей. Когда мы вышли из машины, его внимание немедленно переключилось на нас.
Он долго тряс руку Евгению Ивановичу, говорил, как рад и горд, видеть здесь представителей советской медицины, я же был удостоен только рукопожатия и пожелания хорошо провести вечер. Я прошел в холл, налево был большой зал, из которого доносилась музыка. Посол крепко прихватил Евгения Ивановича и, похоже, был намерен с ним обсуждать какие-то проблемы. Я прошел в зал. Почему -то мне показалось, что когда то здесь действительно играла музыканты и кружились в вихре вальса, пары давно ушедшей викторианской эпохи. Здесь собралось десятка два гостей, большинство из которых давно знали друг друга, они кучковались по интересам, обсуждали какие то проблемы. Мне стало скучно, и я прошел через раскрытые двери в сад. Хотя было начало марта, здесь уже вовсю зеленела трава и начинали показываться свежие зеленые листочки на деревьях.
Я стоял и разглядывал эти листья, когда за спиной прозвучал знакомый голос:
– Сережа, неужели это ты.
Я медленно повернулся, передо мной стояла Ирка Аронова. Ох, какая она была красивая. На меня моментом налетели воспоминания, и даже стало не по себе.
– Ира, ты не ошиблась, действительно я. А ты здесь какими судьбами?
– Так я здесь работаю врачом посольства, уже два года.
– Ну и как нравится.
– Сережа, давай отойдем немного, я знаю место, где можно поговорить без проблем.
Мы прошли немного дальше, и уселись на скамейку, около большой цветочной клумбы.
– Ты знаешь, у нас говорили, что должен прилететь Чазов на кардиологический конгресс и еще какой-то Андреев, до меня только сейчас дошло, что это ты. Ты вообще не очень изменился, никак не поверить, что ты профессор.
– Зато ты Ира стала такой женщиной, даже не могу комплимента подобрать, чтобы мог выразить восхищение.
Ирка грустно улыбнулась,- знаешь Сережа, я ведь развожусь, а сам понимаешь, как у нас здесь к разведенным относятся. Так, что готовлюсь ехать в Москву, может сразу и не отправят, но в месяца два все решится. А ты как, женат?
– Да конечно, я уже шесть лет окольцован. Две дочки у меня растут.
– Да, а я вот не могла рожать, все думала здесь подольше проработать, но не получилось.
Мы говорили в саду, пока не стало очень прохладно. Когда зашли в зал, то Чазов уже искал меня глазами. Увидев меня в сопровождении красивой женщины, Евгений Иванович понимающе усмехнулся и подошел к нам.
– Евгений Иванович, знакомьтесь - это моя бывшая однокурсница Ирина ... Ира, как, теперь твоя фамилия?
– Повернулся я к своей спутнице.
– Ой, Сережа, ну что теперь эту фамилию вспоминать. Моя фамилия скоро будет прежняя - Аронова, так и представляй.
Евгений Иванович наморщил лоб:
– Вроде я эту фамилию, где-то слышал, Ирина, а ваш отец не корреспондент газеты " Правда", Михаил Моисеевич, кажется?
Ира улыбнулась:
– А вы его знаете?
– Да, как-то пару раз встречались, он у меня интервью брал.
– Ну, о чем могут говорить три медика, встретившись вечером в Советском посольстве в центре Лондона - естественно о болезнях. И мы начали свой профессиональный разговор, к которому очень трудно было присоединиться кому-то еще.