Назовем его Демоном
Шрифт:
Когда он вырывал свою долю из гладких боков, цепь клацала в такт его жевавшему рту…
Джейн попыталась закрыть глаза и не смотреть. Но видела она не глазами. Она испытывала чувство стыда и легкого отвращения, ибо тоже присутствовала на этом пиршестве, вместе с Руггедо, ощущая сладкий вкус красного вещества, и луч экстаза пронзил ее тело так же, как и его.
— Вот и ребятишки идут, — донесся откуда-то издалека голос тети Гертруды.
Вначале до Джейн не дошел смысл ее слов, но потом она поняла, и вдруг вновь ощутила мягкость колен бабушки Китон, снова очутилась в знакомой комнате.
— Не стадо ли слонов мчится
Они вернулись. Теперь и Джейн услышала их.
Собственно, они создавали гораздо меньше шума, чем обычно. На полпути они замедлили бег, и до слуха Джейн донесся гул голосов.
Дети вошли. Беатрис была немного бледной, Эмили — розовой, с припухшими глазами, Чарльз что-то взволнованно бормотал, но у Бобби, самого младшего, вид был угрюмый и скучный. При виде тети Гертруды их оживление усилилось, хотя Беатрис обменялась с Джейн быстрыми значительными взглядами.
Шум, возгласы, приветствия. Вернулись дяди. Все принялись обсуждать предстоящую поездку в Санта-Барбару, но напряженное это веселье быстро угасло. На смену ему пришло тяжелое молчание.
Хотя ни один из взрослых не подавал виду, их всех томило какое-то нехорошее предчувствие.
Но только дети — и даже тетя Гертруда не понимала их — сознавали полную пустоту «неправильного» дяди — ленивого, вялого, полуразумного существа. Внешне он имел вполне человеческий облик, как будто никогда и не проецировал волны животного голода под этой крышей, никогда не позволял своим мыслям крутиться в сознании детей, никогда не вспоминал о кровавых празднествах, происходивших в другие времена и в других местах.
Утолив свой голод, он стал излучать дремотные волны, и все взрослые зевали, недоумевая, что это на них нашло. Но он по-прежнему оставался пустым, ненастоящим. Чувство нереальности происходящего не покидало даже те маленькие, пытливые сознания, которые видели его таким, какой он есть.
3. НАСЫТИВШИЙСЯ ЕДОК
Позже, когда пришла пора ложиться спать, лишь Чарльз хотел говорить о дяде. У Джейн было такое чувство, будто Беатрис как-то повзрослела с начала дня. Бобби читал «Книгу Джунглей» или притворялся, что читает, с огромным удовольствием рассматривая картинки с изображением тигра Шер Хана. Эмили отвернулась к стене и делала вид, что спит.
— Меня позвала тетя Бесси, — сказала Джейн, чувствуя молчаливый упрек. — Она хотела примерить на мне тот новый воротничок. Я ускользнула бы от нее, как только смогла.
— А-а.
Извинения были приняты, но Беатрис по-прежнему играла в молчанку. Джейн подошла к кровати Эмили и обняла малышку.
— Ты сердишься на меня, Эмили?
— Нет.
— Сердишься, я знаю. Я ничего не могла поделать, дорогая.
— Все в порядке, — сказала Эмили. — Неважно.
— Все сверкает и сияет, — сонным голосом сказал Чарльз, — как рождественская елка.
Беатрис круто повернулась к нему.
— Заткнись, Чарльз! — крикнула она.
Тетя Бесси просунула голову в комнату.
— В чем дело, дети? — спросила она.
— Ничего, тетя, — ответила Беатрис. — Просто мы играем.
Сытый, на время удовлетворенный, лежал он в своем странном гнезде. Дом затих. Обитатели его заснули. Даже «неправильный» дядя спал, ибо Руггедо был искусным подражателем.
«Неправильный» дядя не был фантомом, нематериальным порождением разума Руггедо. Как амеба тянет к еде псевдоподии, так и Руггедо увеличился и создал «неправильного» дядю. Но на этом сходство заканчивалось. Ибо «неправильный» дядя не был эластичным отростком, который можно было бы отдернуть в любой момент. Скорее он — оно — было материальной конечностью, как рука у человека. Мозг с помощью нервной системы посылает сигнал, рука протягивается, пальцы хватают… и вот она, еда.
Но «конечность» Руггедо имела больше пространства для маневра, чем человеческая рука. Жертва может насторожиться, увидев протянутую к ней руку, а «неправильный» дядя выглядел и действовал совсем как человек, лишь глаза выдавали его.
Но существуют законы, подчиняться которым вынужден был даже Руггедо. Непоколебимые законы природы связывают его до известных пределов. Его жизнь, как и жизнь, к примеру, обыкновенной бабочки, подчинена определенным циклам: гусеница должна много есть, прежде чем свить кокон и превратиться в куколку, а затем — в прекрасную летунью. Изменение не может произойти до назначенного срока. И Руггедо не мог измениться раньше, чем закончится цикл. Потом произойдет очередная метаморфоза, как это уже бывало в немыслимых глубинах его прошлого — миллионы удивительных мутаций.
Но в настоящее время он был связан законами текущего цикла. «Отросток» не мог быть отдернут. И «неправильный» дядя был частью этого существа, а оно, в свою очередь, было частью «неправильного» дяди.
Тело Скудлера и голова Скудлера.
По погруженному во тьму дому гуляли все непрекращающиеся, не затихающие волны насыщения, медленно, почти незаметно ускорявшиеся, переходя к той нервной алчной пульсации, что всегда завершает процесс пищеварения.
Тетя Бесси повернулась на другой бок и начала посапывать. В другой комнате «неправильный» дядя, не просыпаясь, тоже повернулся на спину и тоже засопел.
Способность к мимикрии была развита на славу…
Стоило стрелкам часов перевалить за полдень, как пульс дома сменил ритм и настроение.
— Если мы собираемся в Санта-Барбару, — сказала бабушка Китон, — то я хочу отвести детей сегодня к дантисту. Нужно привести в порядок их зубы, а с доктором Гувером трудно договориться и насчет одного ребенка, не говоря уже о четырех. Джейн, твоя мама писала мне, что ты была у дантиста месяц тому назад, так что тебе идти не нужно.
После этих слов детей обуяла тревога, но ни один из них не возразил ни словом. Лишь когда бабушка Китон повела детей к воротам, Беатрис слегка замялась. Джейн стояла у дверей, провожая их взглядом. Беатрис, не оглядываясь, протянула руку и на миг крепко сжала пальцы Джейн. И только.
Но ответственность была возложена. Слов не требовалось. Беатрис ясно дала понять, что Джейн должна позаботиться обо всем. Бремя ответственности легло на ее плечи.
Джейн не осмелилась откладывать дело в долгий ящик. Она слишком явственно ощущала постепенное нарастание охватившей всех взрослых депрессии.
Руггедо вновь проголодался.
Она смотрела вслед своим двоюродным братьям и сестрам, пока они не исчезли за перцовыми деревьями. Через некоторое время отдаленный рокот троллейбуса возвестил о том, что надеяться на их скорое возвращение нечего. Тогда Джейн пошла к мяснику, купила два фунта мяса, выпила содовой и снова вернулась домой.