Называйте меня пророком
Шрифт:
Батюшка был удивлен, но опытом, кажется, остался доволен.
— Да, вы необычный человек, — откашлявшись, признал он. — Я думаю, вам не пришло еще время спасаться. Пророчествуйте.
— Но кому, батюшка, кому? Я же с этого и начал, что некому!
— Не вы с этого начали. С этого начал испытывать Вас Господь, если Он действительно одарил вас способностью к пророчеству. Не ищите тех, кто захочет вас слушать. Идите к тем, кто вас слушать не хочет.
— Стало быть, тот путь, которым я сейчас иду впотьмах, правильный?
— Откуда вы знаете, что идете впотьмах? Может быть, вы идете с закрытыми глазами?
Ночь. Пустота.
Однажды он летел в командировку в Иркутск. Тогда еще в самолетах курили, в специально отведенных местах. Обычно они располагались возле туалетов. После взлета Енисеев поглядывал в ту сторону, но курящих не видел. В то же время с другой стороны, из-за занавески, разделяющей салоны, слабо доносился запах табака. Он решил заглянуть туда. Там, в маленьком «предбанничке» возле кухни, курила в кресле у окошка молоденькая стюардесса. Енисеев обратил на нее внимание, когда она еще разносила воду. Светлоликая, тонкая, с ладной фигуркой, она очень точными, выверенными движениями подавала стакан. При этом рука у нее ни разу не дрогнула, и Енисеев тогда подумал, что нипочем бы не выучился такому искусству.
— А мне нельзя покурить возле вас? — спросил он.
— Курите, — легко согласилась она и улыбнулась.
Енисеев зажег сигарету и подумал, что хорошо еще что-нибудь спросить у такой красивой приветливой девушки, чтобы снова увидеть ее улыбку, но ничего такого не пришло ему в голову. Не скажешь же ей, что она очень изящно подает стаканы? Енисеев, высокий шатен с падающей на глаза спутанной челкой и резким профилем, в котором было что-то гофманское, нравился женщинам, но не умел непринужденно начинать с ними разговор. Чаще всего это делали сами женщины. Между тем стюардесса затушила сигарету, встала и так же легко, как разрешила ему курить, предложила:
— Присаживайтесь, если хотите.
— Нет, что вы, что вы, — прижав руку с сигаретой к сердцу, отказался смущенный Енисеев и так энергично помотал головой, словно она предложила ему пакетик героина.
Улыбнувшись желанной светлой улыбкой, девушка ушла в подсобку. Енисеев докурил и вернулся на свое место. Через некоторое время ему показалось, что в самолете что-то изменилось. Ровный шум двигателей стал тише. Прислушавшись, он понял, что гудение стихло только с левой стороны. Енисеев повернулся к своему соседу, подполковнику авиации. Тот тоже сидел, наставив ухо в сторону левого крыла. Сходу прочитав в глазах Енисеева направление его мысли, подполковник шепнул:
— Идем на правых двигателях. Только прошу вас, молчите, не создавайте панику. Мы можем лететь и на одном двигателе.
Енисеев кивнул, вспомнив, однако, что у большинства разбившихся самолетов, о которых он слышал, тоже продолжали работать один или даже два двигателя. Он снова испытал желание покурить, на этот раз острое. Енисеев встал и пошел за ширмочку, ответив на предупреждающий взгляд соседа:
— Молчу.
Улыбчивая девушка сидела в своем креслице с белым, как снег, лицом. Напротив нее, с закрытыми глазами, сидела другая стюардесса и, кажется, молилась. Вид у них был несчастный и смертельно уставший. Енисеев, забыв о сигарете, вдруг сказал им:
— Не бойтесь. Через двадцать минут заработают все двигатели. Наш
Стюардессы уставились на него, как на привидение, а потом вторая сдавленно пробормотала:
— Пассажир, пройдите в салон на свое место.
Енисеев, как сомнамбула, послушно пошел назад. По пути он глянул на часы. Двадцать минут! Что это? Опять накатило его скрытое призвание? Ну, ладно, ему хочется верить, что левые двигатели заработают. Но откуда взялись эти двадцать минут? И, что интересно, когда он шел курить, то испытывал страх, а теперь ни малейшего. Даже и курить расхотелось. Енисеев поудобней устроился в кресле, закрыл глаза. Ему было хорошо и покойно. О неработающих двигателях он не думал. Он даже задремал, как сквозь дрему в его сознание проникло знакомое гудение с левой стороны. Енисеев взглянул на часы. Прошло ровно двадцать минут.
Самолет сел точно по расписанию.
— Ну, что я вам говорил? — сказал Енисееву сосед, лоб которого, однако, был покрыт испариной.
— Да я ведь и не спорил.
Никто из пассажиров, кроме них, остановки левых моторов, похоже, не заметил. На выходе Енисеев поймал на себе пристальный и несколько растерянный взгляд светленькой стюардессы и улыбнулся ей в ответ:
— Вы обратили внимание? Прошло ровно двадцать минут.
Она ему серьезно кивнула. «Эх, спросить бы у нее телефончик!» Но сзади напирала толпа пассажиров, в тамбуре стояли другие стюардессы. Причем вторая, черненькая, которая прогнала Енисеева, увидев его, старательно отвела взгляд. Подобная реакция на сбывшееся предсказание была знакома Енисееву, а вот с уважением, промелькнувшим в глазах светленькой, он столкнулся, пожалуй, впервые. Это был, что называется, успех.
Вечером судьба приготовила Енисееву подарок: он узнал, что поселился в одной гостинице с экипажем самолета. В холле он буквально нос к носу столкнулся со светленькой, одетой цивильно — в джинсах и маечке, что лишало ее той недоступности, которую придает стюардессам форма. Узнав Енисеева, девушка всплеснула руками и без всяких предисловий выпалила:
— Самолет действительно поставили на ремонт, и мы будем здесь жить около недели!
Об этом предсказании Енисеев вообще не задумывался и не мог бы определить его генезис, даже если бы умел: никакого дела до того, сколько экипаж пробудет в Иркутске, ему не было, в отличие, скажем, от желания, чтобы двигатели через двадцать минут заработали. Может быть, в данном случае сказалось тайное желание Енисеева снова встретиться со светленькой? Но откуда он мог знать, что окажется в одной с ней гостинице? Никогда прежде ему не доводилось видеть в гостиницах летчиков и стюардесс гражданской авиации. Думалось, они живут в каких-то специальных отелях при аэропортах, как, наверное, и было во времена безраздельного царствования «Аэрофлота».
Однако Енисеев постарался не дать отразиться на лице пронесшимся в его голове сомнениям и скромно сказал:
— Я рад, что всё так получилось.
— Но как… как вы это смогли узнать?
— Вам интересно?
— Очень, — призналась девушка. — Меня подобные вещи вообще интересуют. Но лично я с ними никогда не сталкивалась. Это первый раз. А знаете, что думает моя подруга? Что вам это всё сказал ваш сосед, военный летчик.
— Отдаю должное ее наблюдательности и логике. Я действительно говорил с ним о заглохших двигателях, но он мне сказал только то, что мы можем лететь и на одном моторе. Присядем? — Енисеев указал на кресла в холле, возле бара.