НД 2
Шрифт:
Голова закружилась, будто от выпитой всухомятку бутылки водки, а свет перед глазами померк. Единственным, что не давало тьме поглотить меня окончательно, оставался сам феникс. Он больше не был заключён в каменную оболочку, а предстал передо мной в истинном обличье. Птица, сотканная из пламени, уставилась на меня глазами цвета горящего натрия. Даже на фоне остального огня они выделялись яркостью, прожигая меня насквозь. И я был уверен, что взгляд этот совсем не добрый. Примерно так смотрят на звеневшую над ухом надоедливую букашку, прежде чем её прихлопнуть.
Только страха божественная сущность во мне так и не разглядела.
Внезапно изображение птицы размылось, и передо мной появился слегка покосившийся дом, который я моментально узнал. Уж это строение навсегда отпечаталось в моей памяти. Старая трёхэтажная халупа из кирпича и дерева, построенная ещё до революции. В те времена там обитала крупная зажиточная семья, однако после раскулачивания жильё перестроили, расселив там кучу неприкаянного народа. Получилось очередное временное общежитие, просуществовавшее в итоге кучу лет. Уже снова успел смениться строй в стране, а та хибара с потемневшими стенами всё ещё стояла.
Мы тогда жили напротив, в панельной пятиэтажке, и я каждый раз пробегал рядом с этой развалюхой по дороге в школу. Однако в тот злополучный день пройти мимо не смог, привлечённый множеством линий, опутавших ветхое строение. Я уже точно знал, что это такое, и успел не раз получить по шапке за свои «выдумки».
Тогда передо мной встала дилемма, определившая всю мою дальнейшую жизнь — идти дальше, чтобы по возвращению из школы обнаружить на этом месте свежее пепелище, или попытаться всех предупредить. Помнится, навстречу мне вышли жильцы, что-то мирно обсуждающие меж собой, и я решился. Конечно же, мне никто не поверил, а вот после пожара многие про меня вспомнили.
Это оказался мой первый привод в детскую комнату милиции, но далеко не последний…
Я стал угрюмым и замкнутым подростком, стараясь всё держать в себе. К счастью, обида от несправедливости окружающего мира не сделала меня социопатом. Моя врождённая упрямость не позволила сломаться, да и зрелище сгоревших людей произвело на меня неизгладимое впечатление. Кто увидит подобное своими глазами, никогда не захочет, чтобы такое случилось с другими.
В том пожаре погибло двое жильцов с третьего этажа — бабушка и её малолетний внук, оставленный родителями на попечение старушке. Что там случилось доподлинно не известно, но все склонялись к версии, что они просто не смогли выбраться. И только я знал, что где-то там и произошло возгорание. По крайней мере, нити расходились сверху вниз.
Видение прошлого оказалось настолько реалистичным, что я невольно протянул к нему руку. Пальцы против ожиданий ощутили потрескавшийся от времени кирпичи цокольного этажа, которые раз в пару лет пытались покрасить, но всё это неизбежно отваливалось. Нос уловил запах пыли и чего-то неуловимого, что ещё больше всколыхнуло мои детские воспоминания.
Я дёрнулся к самому крыльцу и ощупал его, не веря своим глазам. Деревянные перила казались самыми настоящими, а ступеньки под ногами скрипели в точь-точь, как в детстве. Но предаваться ностальгии было некогда — вместе с домом передо мной предстали и линии огня, которые всё сильнее насыщались цветом.
«СТОЙ И СМОТРИ!» — прогрохотало прямо в моей голове.
По
— Да иди ты, сам знаешь куда…
Ни думая уже ни о чём другом, я вбежал внутрь дома и быстро поднялся на третий этаж по общей лестнице. Нужную дверь оказалось найти не так уж и просто, но прикинув расположение нитей огня, мне удалось сузить варианты всего до двух штук по соседству друг с другом. Я забарабанил в обе, и вскоре мне открыл заспанный небритый мужик в семейных трусах и майке:
— Чё надо, пацан?
— Туда пройти, — ткнул я пальцем во вторую дверь. — Оттуда дымом тянет.
— Серьёзно? — мужик принюхался и пожал плечами. — Не чую. Слушай, пацан, я тут со смены…
— Пожалуйста! — взмолился я. — Это очень важно, там что-то горит!
— А сам ты откуда?
Тем временем нити всё больше набухали, уходя в красноту. Теперь уже с одного взгляда было ясно, что очаг именно там.
— Да снизу, пятая комната, — затараторил я, напрягая память изо всех сил. — Мы только въехали недавно. Решил пройтись, а тут горит что-то. И жильцы не открывают. Тут же бабушка должна жить, верно?
— Может, в магазин с малым пошла, — предположил сосед и сам постучался в дверь. — Эй, Акимовна! Ты там жаришь что-то?
Ответом ему была тишина, но мужик и сам уже уловил лёгкую гарь, что пробивалась из-за неплотно пригнанной створки. Двери были старые, деревянные, так что ни о какой изоляции речи не шло. Сосед ещё несколько раз позвал старушку, без особого результата, после чего сбегал в свою комнату за небольшим ломиком-фомкой.
— Смотри, пацан, если чё — одними ушами не отделаешься…
Предупредив меня, он всем телом навалился на инструмент. Я бы открыл двери куда проще и без разрушений, но не голыми руками. Так что осталось лишь наблюдать. Вскоре раздался громкий треск, и замочная защёлка оказалась отжата от косяка. Мужик распахнул дверь, впустив в общий коридор клубы едкого дыма.
— Ну итить-колотить, Акимовна! — выругался он, бросившись вперёд.
Я последовал за ним. Здешняя семья обитала сразу в двух комнатах, но второе помещение раньше было чем-то вроде небольшой кладовой и не имело своего выхода в общий коридор. Здесь устроили кухню, вкорячив сюда ещё и стиральную машину до кучи.
Поначалу мы наткнулись на старушку, а точнее — на её тело. Она скрючилась прямо на полу, держась рукой за левый бок. Скорее всего — сердечный приступ. И прихватило её во время готовки завтрака малышу — подгоревшая каша на старенькой электроплитке уже давно превратилась в угли, но это было не самым страшным. От перенапряжения прибора обуглился шнур питания, готовясь вот-вот вспыхнуть. Вот и причина пожара.
Внук же обнаружился у себя в кроватке с соской во рту. Он не проснулся даже когда я подхватил его на руки, но хотя бы дышал. Ещё немного, и он угорел бы прямо во сне. Вот что бывает при закрытых окнах. Я поскорее вынес его наружу и передал другим соседям, что прибежали на шум. Что там произошло дальше — оставалось лишь гадать. Перед глазами снова поплыло и напротив меня возник уже знакомый образ пылающей птицы. Только на этот раз она прибавила в размерах, уделывая даже земного страуса.