Не бесите Павлика
Шрифт:
Волкодав встрепенулся, поднял уши.
— Где Агриппина?
Пес поднялся на ноги и взволнованно осмотрелся по сторонам.
— Где Пипа? — Юля продолжала его накручивать, — Ищи Пипу.
Кобель выскочил под дождь и бросился к козьему хлеву. Никого там не обнаружив, выскочил обратно и забегал по двору тихо поскуливая.
— Молодец, — похвалил девушку за находчивость и тоже принялся раззадоривать пса, отчаянно возящего носом по траве.
Наконец он вскинул голову, прислушался, а потом с громким лаем бросился за дом. Мы следом за ним. Вывернув из-за угла, я только успел
Дождь уже хлестал изо всех сил, укрывая все вокруг мутным занавесом, небо так хмурилось, что казалось, будто уже вечер, а мы бежали за собакой, продираясь через заросли крапивы, через валежник, скользя на сырой траве.
— Ох, — Юля растянулась на кочке.
Я помогал подниматься и одновременно вслушивался в собачий лай, боясь потерять ориентир, и наконец среди шума дождя и раскатов грома услышал слабое блеяние.
— Она там! — схватил девушку за руку и потащил за собой, так что она едва успевала переставлять ноги, — я ее слышал.
Я не видел Бродского, но слышал, как он надрывался где-то совсем близко.
— Вон он, — Юля махнула туда, где среди стволов маячил серый бок.
Когда мы подбежали к волкодаву, то он припал на передние лапы и лаял, опустив морду в узкую расселину.
— Пипа! — Юля плюхнулась на колени и нагнулась над дырой. Я едва успел ее поймать за шиворот и остановить.
Дожди размыли почву, края обвалились и образовалась глубокая промоина, куда и свалилась несчастная коза. На дне скопилась вода, покрывая животное почти до спины. Все стенки ямы были исполосованы длинными бороздами от копыт — коза пыталась выбраться, но не смогла, скользила и падала обратно. И так раз за разом, пока силы ее не покинули.
— Что за нелегкая тебя сюда занесла? — гаркнул на нее и скатился в дыру, оказавшись в воде выше, чем по колено. Под ногами хлюпала засасывающая жижа, сверху лило как из ведра, Бродский продолжал заливаться. Форменный бедлам. Сама коза только измученно мекнула и продолжала стоять, обессиленно опустив уши. Сдалась. Если бы мы не пришли — она бы тут и померла.
— Сейчас мы тебя вытащим, — я обхватил ее поперек туловища и поднял, подталкивая к краю обвала.
Сверху уже тянула руки Юля. Подхватила несчастную животину и надсадным стоном вытянула ее наверх, а я сам, пару раз поскользнувшись на жирной сырой земле, выбрался следом.
Спасенная коза лежала на земле и тяжело дышала, Бродский вылизывал ее несчастную морду, а Юля сидела на земле и почему-то плакала.
— Ты чего? — помог ей подняться.
Она только головой покачала и продолжила реветь, уткнувшись мне носом в грудь.
— Все хорошо. Мы ее нашли, — я гладил ее по мокрым волосам, обнимал, как маленькую, а она лишь всхлипывала и цеплялась за меня, как пиявка.
Тем временем ливень продолжался.
Тугие струи нещадно лупили по листьям, пригибая ветви к земле, небо озарялось нескончаемой чредой вспышек, а гром, казалось, не замолкал ни на секунду — раскат за раскатом, прибирал до самых костей, отзываясь в каждой клеточке.
А мы продолжали стоять, не разжимая объятий.
— Я такая дурочка, — смущенно пролепетала Юля, когда смогла
Я опустился рядом с козой и потрепал ее по грязному загривку:
— Ну ты дала, рогатая. Мы тебя по всему лесу искали, — потом похлопал по жилистому боку волкодава, — Бродский, молодец. Всех спас.
Он так обрадовался похвале, что начал прыгать и скакать, едва не повалив меня на землю. Агриппина даже не сделала попытки поддеть его рогом, а только прикрыла глаза и облегченно вздохнула. На всякий случай проверил ее конечности, и убедившись, что ничего не сломано, заставил подняться на ноги.
Пипа пошатнулась, по-кошачьи отряхнулась, от чего комья грязи полетели во все стороны, заляпав и меня, и Юлю, и счастливого Бродского. Потом тихо вякнула и поковыляла обратно, в сторону дома.
Обратно мы шли долго. Торопиться уже бессмысленно — промокли до нитки, поэтому даже не пытались укрыться под кронами и смело шагали по лужам, притаившимся в траве. Что-то говорить тоже не было смысла — шум дождя и раскаты грома перекрывали все остальное.
Да и не хотелось говорить. Мы просто шли. Не торопясь. Будто решили солнечным деньком прогуляться в парке. Я держал Юлю за руку, и чувствовал, что ее до сих пор немного потряхивало, но она улыбалась.
Мы были грязными, сырыми, измученными бегом по лесу, но такие счастливыми, что невозможно словами не передать. Не знаю как, но это глупое маленькое приключение сделало нас еще ближе. Будто мы какой-то рубеж прошли, после которого уже язык не поворачивался сказать, что у нас с ней все «просто так».
Виновница приключения маячила впереди. Ливень смыл с нее всю грязь, и она стала похожа на саму себя. Шла твердым шагом, сердито трясла головой, когда капли падали на уши и мекала, недовольно оглядываясь на нас. Будто это мы ее в лес затащи, и это ей пришлось спасать своих непутевых хозяев.
Что с нее взять. Коза и есть коза. Создание вредное и крайне неблагодарное.
Когда мы пришли к дому зверье тут же разбрелось по своим местам – коза в хлев, Бродский втиснулся под крыльцо, а мы направились в дом.
Я уже занес ногу чтобы ступить на крыльцо, как Юля вцепилась в меня и заставила обернуться.
— Чего?
Она молчала. Только смотрела на меня во все глаза, и от этого взгляда мурашки по коже побежали. Он будто проникал внутрь, в самое сердце. В то место куда раньше никому не было доступа.
— Ты чего? — я не узнавал свой голос. Глухой, будто через силу.
Юля улыбнулась, как-то скованно, даже немного испуганно, а потом шагнула ближе ко мне:
— Я так рада, что у меня закончился бензин.
Сначала я не понял, что она имела в виду, и даже хотел отпустить какую-то плоскую шуточку, но слова застряли в горле. В голубых глазах, которые казались прозрачными от дождя, светилось что-то такое, чему я не мог дать определения.
Она смотрела на меня так, будто открывалась вся, показывала саму себя подлинную, искреннюю. Ее взгляд говорил: вот она я, перед тобой. Без масок и прикрас. Настоящая.