Не бойся Адама
Шрифт:
Накануне Поль постарался выделить главное в лице человека, чьи фотографии прислала ему команда Александера: квадратная челюсть, изгиб носа, не менявшийся в зависимости от мимики и освещения, загадочный блеск глаз, манера держать голову немного склоненной, так что нижняя часть зрачка показывалась из-за века, как солнце на вечерней заре.
Все это сохранилось у старика, которого Поль видел перед собой в кресле-качалке. Волосы его выпали – за исключением седой короны, украшавшей череп на манер венков римских императоров. Он пополнел нездоровой полнотой, за которой угадывались последствия приема кортизона: бычья шея на теле, чьи члены, напротив, иссохли. Пухлость лица странным образом наводила на воспоминания о лунообразной физиономии мечтательного студента из семинара 67 года.
Мажордом поставил поднос с инструментами и лекарствами на сервировочный столик. Как и сказал Йегли, Маклеод жестом приказал ему удалиться. Он всегда принимал врача один на один. Это был один из важнейших пунктов в разработанном плане, и Поль почувствовал облегчение.
– Здравствуйте, доктор, садитесь, прошу вас.
Напротив кресла и рядом со столиком был предусмотрительно поставлен стул.
– Значит, вы ученик профессора Йегли? Это, я полагаю, большая честь.
Маклеод говорил тихим вкрадчивым голосом, в котором не ощущалось и тени властности. Поль не мог понять, было ли так всегда или это следствие болезни.
– Репутация профессора Йегли признана во всем мире, – ответил Поль, прочищая горло. – Даже в Соединенных Штатах у нас нет профессионалов с таким опытом.
– Он информировал вас о моей болезни, не так ли? Вы смотрели мою историю?
Поль знал, что Маклеод вот уже четыре года страдает болезнью Калера, известной также как множественная миелома, с серьезными очагами в позвоночнике. После подбора лекарств химеотерапия стабилизировала состояние больного. Прогноз течения такого заболевания всегда приблизителен, но при условии регулярного наблюдения Маклеод мог рассчитывать еще на много лет жизни.
Они некоторое время поговорили о течении болезни, причем Поль старался ничем не выдать своего нетерпения, хотя кровь так и стучала у него в висках. Он был удивлен почти дружеским оборотом, который приняла их беседа. Это обстоятельство не успокаивало его, а рождало новые поводы длясомнений. Как в соответствии с планом резко переломить ход событий? Через несколько мгновений он взял себя в руки. Придется приспосабливаться на ходу. Да и пусть все лучше идет вот так, в спокойной атмосфере неторопливой шахматной партии.
Поль стал готовить раствор для вливания, продолжая отвечать на вопросы о достижениях американской науки. Маклеод демонстрировал неколебимую веру в прогресс. Он полагал, что не существует такой технической проблемы, которую не в состоянии решить наука за тот или иной срок.
Точным движением Поль ввел иглу в вену и закрепил трубку куском пластыря. В комнате он заметил подставку для капельницы. Поль придвинул ее к креслу и подвесил флакон с раствором. Настал тот самый момент. Поль решил сменить тему беседы.
– Самое страшное в прогрессе науки – то, что в один прекрасный день она облагодетельствует все человечество. Вы можете вообразить шесть миллиардов людей, живущих до ста лет?
Маклеод схватил наживку.
– Это очень верное замечание, доктор. Не уверен, представляете ли вы все последствия этого обстоятельства.
– Конечно нет, – согласился Поль.
Он взял шприц и стал наполнять его из ампулы, стараясь смотреть прямо в глаза Маклеода.
– То, что вы сказали о границах науки, может стать маленькой революцией в истории рода человеческого.
Поль кивнул и зажал в кулаке ампулу с антимитотиком, делая вид, что наполняет из нее шприц.
– Да, – оживился Маклеод, – это означает лишь то, что прогресс отныне не может быть достоянием всех и каждого. Часть человечества должна остаться за бортом корабля, иначе он просто перевернется.
– Это ужасно, – сказал Поль. – Значит, уделом миллиардов людей станут нищета и страдания.
Он поднес шприц к маленькой соединительной трубочке для инъекций. Произнеся последнее слово, он проколол ее иглой. Маклеод неожиданно заволновался. Он бросил взгляд на трубку потом на Поля. Атмосфера казалась еще спокойной, и напряжение выдавали только искорки в глазах обоих мужчин.
– Это не?… – выдавил из себя Маклеод.
– Нет, конечно.
Поль разжал левую руку. На его ладони лежала ампула ан-тимитотика. Она осталась полной. Миллиардер перевел глаза на шприц и вопросительно поднял брови.
– Калий, – произнес Поль. – Если я впрысну его, ваше сердце начнет лихорадочно биться и вы умрете.
Маклеод молчал. Взгляд его метался между шприцем и Полем. Внешне он оставался совершенно спокойным.
– Вы действительно врач?
– Да.
– И вам не стыдно прибегать к таким методам? Вы злоупотребляете состоянием больного. По-моему, это нарушение клятвы Гиппократа.
– Вы абсолютно правы. Но есть случаи, когда надо уметь нарушать правила. К примеру, когда речь идет о спасении множества человеческих жизней. Вы сами не оставили нам выбора.
Они говорили спокойно и тихо, словно поглощенные игрой, где каждый ход должен быть тщательно взвешен.
– Я не собираюсь лишать вас жизни, – продолжил Поль, – если только вы сами меня не вынудите. Я хотел бы только спокойно поговорить с вами, пока не кончится капельница.
Клапан был отрегулирован таким образом, чтобы в соответствии с инструкциями Йегли процедура заняла примерно час.
– Считайте, что этот шприц то же самое, что наставленный на вас револьвер.
Маклеод сидел в своем кресле, чуть заметно склонившись вперед. Неожиданно он встряхнулся, откинулся назад и приподнял голову.
– Я вас слушаю, – произнес он.
– Агентство, на которое я работаю, некоторое время назад заинтересовалось вами. Мы абсолютно уверены, что вы стоите за масштабным планом уничтожения части человечества.