Не бойся Адама
Шрифт:
Мы принялись за дело вместе с Рогулъским. Чтобы держаться в тени, нам требовались помощники. Мы искали решительных и фанатичных людей, которые могли бы вместо нас использовать предоставленные нами средства. Надо сказать, что отыскать таких оказалось совсем не легко. Мы начали изучать в интернете материалы экстремистских групп, которые нас жестоко разочаровали.
Понятно, что сначала мы заинтересовались радикальными экологическими движениями, но сразу выяснилось, что с ними дела не сделаешь. Стоит появиться на свет какому-либо достижению прогресса, как они поднимают крик. Они против атомной энергии, против генетически модифицированных продуктов, против нанотехнологий. С такими людьми у нас нет ничего общего. Они сражаются совершенно не с тем, с чем нужно. Они нападают на промышленно развитые общества, использование энергии атома, нефть и исследования в области фармакологии. Никто из них не отдает себе отчета в демографической катастрофе стран третьего мира. Они лишь посылают ритуальные проклятия Западу.
Потом мы занялись воинствующими группировками самого разного толка: левыми радикалами, анархистами, регионалистами, антиглобалистами. Мы готовы были заключить союз с любыми из них, лишь бы они оказались способны на радикальные действия, как мы их понимали сами. К несчастью, мы не сразу поняли, как сильно они отличаются от нас в одном важном пункте: все они выступают против элит, а не против масс. Они неправильно представляют себе противника, сражаясь против решения, а не самой сути проблемы. Все они совершают ту же ошибку, что и Фрич в шестьдесят седьмом году, когда проиграл битву с официальной экологией. Было от чего пасть духом.
И вдруг в один прекрасный день случилось чудо! Мы напали на тексты отколовшейся от «Одной планеты» группы, висевшие на одном редко посещаемом форуме. Его участники называли себя «новыми хищниками». Они были озабочены деструктивной ролью масс бедноты, выступали против стихийного роста народонаселения и требовали адекватной оценки демографического фактора. Их заявления казались эхом идей семинара шестьдесят седьмого года, однако, как мы установили, у них не было никаких связей с Фричем или с кем-то из его учеников.
Я связался с парнем, чья подпись стояла под текстами в Сети. Назвавшись другим именем, наплел ему что-то об исследовательском фонде. По-моему, это его не обмануло, но он согласился увидеться со мной где-нибудь на стороне. Мы встретились на озере Эри. Это было мое последнее путешествие перед добровольным изгнанием. Тогда у меня была яхта, стоявшая в марине у Чикаго. Довольно большая, но технически настолько совершенная, что я мог управляться с ней один. Я отправился на моторе на север, а потом прошел под парусом вдоль побережья, чтобы не прибыть слишком рано. Была весна, и в тех краях в эту пору нередки туманы. К счастью, в условленном месте я вовремя заметил лодку с высоким парнем. Я бросил ему эллинг, и он поднялся ко мне на борт. Это был Тед Хэрроу. Думаю, не стоит его вам представлять.
Я попросил его рассказать о своих планах. Он повторил то, что я читал в его блоге, но, слушая его, я понял, откуда он набрался таких идей. Он пришел к тем же выводам, что и мы, идя совершенно другой дорогой: через индейскую мистику. Точнее мистику новой культуры индейцев, исправленной и дополненной в современной Америке теми группами, которые мечтают о возрождении истоков своей традиции. Этот парень называл себя индейцем, но его голубые глаза выдавали шотландскую кровь. Тогда он лишь интуитивно прозревал истину и формулировал свои мысли на манер пророка или поэта, ослепленного своими видениями. Мне кажется, в тот момент у него не было никакого определенного плана действий.
Мне бросилась в глаза пропасть между масштабностью его прозрений и весьма ограниченными возможностями практического воплощения. Единственным, что имело хоть какое-то отношение к реальности, была вся эта история с холерой. Я попросил его рассказать подробнее и понял, что и тут у него ничего не проработано. Тед говорил, что холера – это новый хищник для бедных и как таковая является благом. Ничего конкретного. Он никогда не рассматривал возможность практического использования вибриона. Для него это была лишь метафора, при помощи которой он надеялся повлиять на руководство «Одной планеты».
Тогда я понял, что союз между нами возможен. Прямо там, посреди озера, сидя в кают-компании моей «Пингуин-уинг», мы пришли к соглашению. Прежде всего, я обещал Хэрроу предоставить любые необходимые средства, которые могли бы ему понадобиться. Я рекомендовал ему нанять офисы и посетить все ключевые пункты, связанные с операцией. Ему следовало подобрать себе команду единомышленников. Он заверил меня, что, если не удастся убедить руководство «Одной планеты», он может располагать полутора десятками верных сторонников. Мы немедленно посчитали, сколько потребуется денег, чтобы содержать этих людей.
Потом я заверил его, что способен придать этому плану поистине планетарный размах благодаря влиятельным друзьям, которыми я располагаю по всему миру. Конечно же, я ничего не рассказал о тех, кто входил в группу Фрича. Я предложил Хэрроу серьезнее проработать его план. Прозрения индейцев это,конечно, неплохо, но необходимо подвести под них научную и философскую базу, которая сделает их более основательными. Я обещал сам проработать вопрос использования вибриона холеры.
Благодаря Рогульскому я уже и тогда немало знал о холере. Тот заверил меня, что как таковой этот вибрион практически не подходит для использования в качестве бактериологического оружия. Но еще он сказал, что работал над ним в России и убежден, что можно сделать его гораздо более эффективным. Необходимо совершить две вещи: создать патогенный вибрион с другими иммунными свойствами, чем обычный, что позволит ему быть опасным даже в эндемических зонах, и повысить сопротивляемость микроба, чтобы зараза распространялась быстрее. Именно такой штамм он и создал в своей лаборатории, откуда его похитили при известных вам обстоятельствах. Стоит только увлажнить и подогреть его, как новый вибрион станет исключительно заразным и стойким. К тому же ни у кого нет от него иммунитета. Во всех остальных отношениях это обычный микроб, сохраняющий свой основной признак: быть возбудителем болезни бедных, связанной с отсутствием должной гигиены и беспорядочными половыми связями.
Достаточно вызвать вспышку эпидемии в благоприятных для вибриона условиях, и благодаря авиации она распространится по всему свету. Везде, где студенты семинара шестьдесят седьмого года смогут способствовать ее распространению, она сделает свое дело: все участники встречи в Улан-Баторе готовы действовать. Наши сторонники в средствах массовой информации придадут гласности данные о роли бедности в этой трагедии. Проблема перенаселенности многих стран выйдет из тени, а перед мировым общественным мнением откроются новые перспективы. Это будет первое практическое применение идей Фрича.
Рогульский полагает, что седьмая великая пандемия холеры затронет около двух миллиардов человек, из которых половина погибнет. Замечу, кстати, что мы лишь бежим на перегонки со временем – этот миллиард появился на Земле за последние тридцать лет. В шестьдесят седьмом году его не существовало…
Флакон с раствором почти опустел. Маклеод казался очень усталым после своего долгого рассказа. Он слегка наклонил вперед голову и мирно улыбнулся:
– Теперь, мой дорогой друг, вы знаете все. Или почти все. Я мог бы говорить об этом часами. О наших надеждах, опасениях и достижениях. Никогда я не жил такой полной жизнью. Потом я узнал о вашем расследовании, и оно, признаюсь, придало дополнительной остроты всему делу. Вы заставили нас не терять времени даром и в этом смысле заслуживаете благодарности.