Не бойся чувств и слёз не бойся
Шрифт:
Просто отпустила меня на волю.
Именно тогда появилась Лёля, сероглазая разбитная восьмиклассница. Девочка просто лучилась и искрила энергией.
Мы жили в соседних домах. Нам было по пути: мне в техникум, Лёле в школу.
Полярная зима – это непрерывная ночь.
Как-то утром девочка догнала меня и предложила ходить вместе.
– Мне немножко страшно
С тех пор мы не расставались. Я провожал непоседу Лёльку до школы, встречал после занятий, иногда сбегая для этого из техникума. Вечером девочка звонила по телефону, требовала немедленно прийти, потому, что не может в чём-то разобраться или…
Причин для свиданий у неё находилось множество.
Всю дорогу до школы Лёлька держала меня за руку миниатюрной ладошкой без варежки, несмотря на трескучие морозы, и развлекала бесконечными историями.
У моей подружки были изумительные кукольные пальчики, фарфоровая кожа, пушистые ресницы, яркий румянец и пухлые рубиновые губки. А как удивительно она глядела на меня, затягивая с головой в дивный омут выразительных серых глаз в половину лица.
Вскоре я не представлял без Лёли и её очаровательной улыбки не то чтобы жизни – минуты, дня.
Мы проводили вместе столько времени, сколько могли позволить, чтобы не было проблем с учёбой и домашними обязанностями, со многими из которых весело справлялись вместе.
Лёлька любила дразнить меня, намеренно наклоняясь, чтобы обнажить краешек трусиков, “нечаянно” расстёгивала пару-тройку пуговок на домашнем халатике, задирала платье, показывая невзначай “гадкий прыщик”, чем основательно смущала.
Это ничего не значило. Совсем ничего. Во всяком случае, мне так казалось.
Она просто дурачилась.
Мы были знакомы четыре месяца, но всё ещё держали пионерскую дистанцию, запрещая себе даже мимолётные прикосновения.
Правда однажды Лёлька простыла. Я ставил ей горчичники.
У меня горели щёки, дрожали руки.
Линия позвоночника и упругие холмики ягодиц гипнотизировали взгляд, не позволяя сосредоточиться на медицинской процедуре.
Я видел, что находится у Лёльки под мраморной кожей. В голубоватых лабиринтах фантастических рисунков вен пульсировала кровь.
Я дотронулся подушечками пальцев до Лёлькиной лопатки. Она съёжилась, взбрыкнула и покрылась мурашками. Как же мне хотелось дотронуться до них губами.
Хорошо, что подружка не видела выражения моего лица. Наверно в этот миг я был похож на маньяка, готового на всё.
Лёлька плакала, жаловалась на жжение, на то, что болит голова и ломит тело.
Я сидел подле неё, перебирал миниатюрные пальчики, целовал в лоб и волосы, всячески пытался успокоить.
Лёлькин папа пришёл с работы в ту минуту, когда я снимал горчичники.
Не разобравшись, что к чему он сгрёб меня в охапку и вышвырнул из квартиры.
Было обидно.
Больше всего возмущала неопределённость. “Неужели нам не разрешат больше видеться?”
Не знаю, как и что объясняла Лёлька папе, он пришёл ко мне сам.
– Ты это, заходи, если что… я же не знал. Дочка ждёт тебя. У неё нет мамы, а я вечно на работе. Мне показалось, что у вас… ладно, проехали. Меня Пётр Фёдорович зовут.
Наверно это послужило толчком, катализатором чего-то немыслимого для нашего уровня общения.
Мы выскочили из обыденности и улетели в нирвану. Потрясённые первыми невинными шалостями и безумно волнующими открытиями, мы смешали воедино пространство и время, иллюзии и реальность, не поимая, как с этими чудесами поступить.
Время позволяло нам искажать действительность, выходить и улетать за рамки реального, создавать новые миры и измерения.
Я мог ласково сжать её лицо между ладонями, ощутить бархатистость кожи влажными губами, запечатать рот поцелуем, почувствовать сладковатый вкус внутренних соков, вдыхать немыслимо завораживающий аромат дыхания.
Лёлька сама хотела, чтобы я её ласкал и тискал.
Сама!
Целовался я неумело, но это не имело значения. Она тоже ничего не умела.
А ещё Лёлька иногда позволяла залезть головой под кофточку и совершить путешествие в таинственный мир упругих округлостей и напряжённых сосочков, отчего я реально сходил с ума.
Смотреть на сокровища, скрывающиеся в глубине одежд, не было дозволено, но это и не важно. Было достаточно маленьких уступок: манящих, чарующих и немного запретных.
Лёлька доверчиво и трогательно глядела прямо в мои влюблённые зрачки, держала меня за руки и сияла, словно летняя радуга от избыточного количества счастья, чем приводила меня в неописуемый восторг.
Мы оглушительно молчали, зачастую в абсолютной неподвижности, наполняя сердца и души любовью, вот что было особенно важно.
Лёлька была божественна, прекрасна, можно сказать идеальна.
“Увидеть её нагую и умереть”– вот о чём я постоянно думал, но боялся даже себе в этом признаться.