Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Шрифт:
– Не очень, – согласился Мятлев.
– Вот и ответ. Великолепная «пруха» до поры, и адекватное наоборот в любой, может быть, даже следующий момент. «Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь!»
– Я и сам до рассвета заснуть не мог, о многом передумал, о том, что ты сейчас сказал, – тоже. Стоило мне с тобой связаться – и тут же рядом с мрачным и подозрительным типом (такое ты на меня впечатление произвёл) возникло «чудное виденье». Просто невыразимо – такая очаровательная, с невероятным числом достоинств, офицер спецназа и при всём этом девушка. Если ты не врешь, конечно!
Ляхов развёл руками. Тот, мол, случай, что врать бессмысленно. Повезёт – сам убедишься.
А Мятлев, что подтверждало истинность его влюблённости, никак не мог остановиться, заговорив
– Я, как только увидел их с Людой, наблюдая за действиями Санникова и твоим поведением в хороший бинокль, сразу понял – не могут такие девушки «путанами» быть, как одно время было принято деликатно выражаться. И даже выполнять неблаговидные приказы такого типа, каким ты рисовался, не станут. Лица, мимика – всё у них было… ну, совершенно другое. Тут я, пожалуй, в Герту и начал влюбляться. Остальное ты знаешь.
– Спасибо на добром слове. Перечитай японского Кобо Абэ, он в одном романе подробно разъяснил, что только рассматривая в бинокль фотографию человека, можно составить о нём настоящее представление. А, вспомнил, «Чужое лицо» роман называется. Год издания – тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Журнал «Иностранная литература». Решались ведь и в те годы советские цензоры совершенно ни с какого хрена стопроцентно несоветские тексты в печать пропускать. Наверное, иногда ленинский постулат включался: «Нельзя стать настоящим коммунистом, не обогатив себя всеми знаниями, что накопило человечество». Вот и нам давали одним глазком посмотреть – что же оно такого там, «за железным занавесом», накопило…
Ладно. Надоело мне с тобой болтать, правда. Не обижайся, при всех своих амбициях. Слюни и сопли твои меня раздражают. Если даже ты таким образом пытаешься парировать результаты моей «вербовки» – всё равно мимо. В любом случае, генерал, я всё равно в выигрыше, а ты – «при пиковом интересе».
– Нет, ну, Вадим, ну чего ты заводишься? Мы же с тобой свояками будем, если у нас с Гертой получится. Какая, на хрен, «вербовка»? Я вижу, ты очень злой парень, да и я таким стал бы, повоюй с твоё. Не думай, что я совсем уж «кабинетный крыс». В «Каскаде» [156] до капитана дослужился. Знаешь? – начал немного нервничать Мятлев.
156
«Каскад» – один из спецотрядов МГБ, занимавшийся разведывательно-диверсионными операциями в зафронтовой зоне.
– Слышал. Уважаю. Но сейчас – не об этом. Случай будет – отдельно за всех таких, про кого Трофим поёт: «Служил я не за звания и не за ордена, не по душе мне звёздочки по блату», выпьем.
Короче – давай по-товарищески. Я уеду и скоро вернусь. Ты можешь провести эти дни здесь, в обществе девочек, ничем не рискуя и «изучая жизнь». Можешь домой возвращаться, но они всё равно при тебе будут, хотя в твою квартиру, конечно, не войдут, чтобы жену не шокировать. Однако в любом случае одну вещь тебе придётся сделать.
– Ну? – напрягся Контрразведчик.
– Доложить Президенту, что где-то неподалёку скоро может открыться постоянный проход между этой и нашей Россиями. Я вернусь – сообщу, получилось или нет. А вы с ним обсудите, что для вас приемлемее – «маленькая железная дверь в стене» и «золотой ключик» для посвящённых или нечто вроде погранперехода на реке Псоу. При «взаимном непротивлении сторон» выгоды самоочевидны. Если не примете разумного решения, проход всё равно заработает, но о нём будут знать только те, кого мы сами сочтём нужным поставить в известность. И использовать мы его будем в «одностороннем порядке». Не во вред вам, но исходя из собственных интересов. Доходчиво?
– Куда уж более. Будет сделано.
В коридоре послышались голоса девушек, проснувшихся и явно желающих завтракать.
«Интересно, – подумал Мятлев, напрягаясь, – по-домашнему они явятся или «при полном при параде»?» Ему очень хотелось, чтобы – первое. Этим они (Герта, конечно) покажут,
Так и получилось. «Валькирии» вошли на кухню совсем обычными девчонками. Даже и кимоно шикарных на них не было, простые, едва ли не ситцевые халатики по колено. Лица такие, как природа дала, выражение – именно домашнее. Мятлев больше всего боялся со стороны баронессы взглядов. Именно так, подчёркнуто. Взглядов, нечто особенное выражающих. Презрение за вчерашнее хамское поведение и пьяные разговоры, эмоции, требующие какой-нибудь, но реакции. А тут – ничего. Глаза – прелестная синева горных озёр. Ножки – без всяких чулок и колготок. Вообще ему показалось – просто сестрички пришли, братьев проведать. Вот если бы существовал в природе аппарат «сексометр», вроде армейского «курвиметра», так он бы сейчас показал полный ноль. И это генералу показалось вершиной блаженства. Устал он «от половодья чувств».
Глава пятнадцатая
Отправляя группу Уварова – Катранджи в тысяча девятьсот двадцать пятый год, Секонд решил подстраховаться и попросил Воронцова разыскать и послать им в помощь профессора Удолина. Ведь ни девушки, ни Валерий и даже Басманов не обладали сверхчувственными способностями, понятия не имели о способах взаимодействия с астралом и мировым эфиром. А интуиция подсказывала Ляхову – возможность встречи с «тёмными силами», Ловушками и прочим исключать нельзя даже в местах, где они пока не проявлялись.
Удолина Воронцов разыскал не сразу. Тот, как часто бывало, отбыл по «собственной надобности», но обещал появиться немедленно, как только в нём возникнет необходимость. Обнаружился он с помощью специально им же разработанной и Левашовым приспособленной к параметрам стационарного оборудования «Валгаллы» поисковой системы, настроенной на его рабочее ментаизлучение. Оговорка не случайная. Если Константин Васильевич переключался на какой-то другой режим, техническими способами поймать его (как радиоволну без подходящего приёмника) было невозможно. Разве что путём прямого выхода в астрал, что было доступно только Шульгину и Новикову, да и то без всякого удовольствия с их стороны.
Но и тот, и другой сейчас занимались разработкой дуггурской проблемы, базируясь на Валгалле-Таорэре и в другом временном интервале. Отвлекать их Дмитрий не счёл необходимым. Свои возможности посчитал достаточными, тем более Удолин ему потребовался для участия в деле, которое Воронцов с момента спасения «валькирий» считал чисто своим. Давненько он не работал самостоятельно, всё больше на подхвате.
Профессор отыскался в местах достаточно отдалённых, чуть ли не в окрестностях Вавилона эпохи то ли Хаммурапи, то ли Ашшурбанипала. Скорее, всё-таки второго, ибо тот вошёл в историю не только завоевателем, но и знатным библиофилом, собирателем глиняных табличек, папирусов и прочих носителей информации в таких количествах, что и через три тысячи лет не забылось его увлечение. При Удолине находились и трое из пяти некромантов, адептов каббалы и ещё более экзотических учений. Двое других, русские по происхождению, Палицын и Иорданский, ассистировали бригаде Шульгина, изучавшей высочайших дуггуров со всех направлений доступных им наук. За исключением топографической анатомии, о чём Фёдор Егорович Палицын (год рождения не установлен, точно после Крещения Руси, но, по ряду признаков, до монгольского нашествия), старославянский ведун, вивисектор и европейски образованный биолог широкого профиля, не считая прочих менее материалистических специальностей, втайне жалел, но не терял надежды [157] .
157
См. роман «Скоро полночь», т. 2.