Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Шрифт:
Нет, на самом деле – страшно не страшно, не имеет никакого значения. Человеческие, атавистические, по сути, эмоции. Наплевать и забыть! А вот сразиться с неведомым куда интереснее, чем тупо выискивать в древних хартиях ошмётки почти никому сейчас не нужных знаний.
На площадку ресторана с шумом, смехом, необязательными, но весёлыми разговорами ввалилась – иначе не скажешь – вся назначенная Удолину под присмотр компания. Девушки, он ещё раз убедился, настоящие, земные. Маугли в своём роде, воспитанные «волками». Опасаться ему их нечего, а положиться – вполне можно. Профессор в те минуты, что потребовались компании на рассаживание
А какие красивые! Константин Васильевич в женщинах понимал. Царицу Савскую, правда, видеть не пришлось, а уж всяких мадам де Ментенон и де Монтеспан, прочих королевских фавориток насмотрелся – никакого сравнения. Вот Ирина, жена князя Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон, одного из убийц Распутина – та да, хороша была, не зря в эмиграции первый в послевоенной Европе титул «королевы красоты» выиграла. Но эти барышни всё равно на порядок краше.
Удолин повернулся на стуле, изображая радушную улыбку, собираясь подойти, представиться. Басманов его увидел, сделал приглашающий жест, слегка удивившись при этом: здесь и сейчас он профессора увидеть никак не ожидал.
И вдруг мага от затылка до копчика пронзило вдоль спинного мозга ощущение внезапной, смертельной, только-только сейчас возникшей опасности. Без всяких предпосылок. Предощущение, страх неизвестно перед чем – одно, а сейчас, – будто перекрестье прицела на тебя наведено и чужой палец спуск дотягивает…
Уловил присутствие локализованной где-то справа-вверху чужой и чуждой воли, никак не дифференцируемой, воспринимаемой просто как сгусток энергопотенциала огромной мощности, вот-вот готового лопнуть… Пролиться… Чем? Огнём, потоком нейтронов или хроноквантов?
Резко развернувшись в сторону готовой ударить точно в это место «молнии», профессор вскрикнул и голосом, и ментальным посылом, адресованным сразу всем, кто мог его услышать. Выбросил перед собой руки, будто пытаясь растянуть перед верандой защитный полог.
Счёт пошёл на секунды. В отличие от Ирины или Сильвии, Удолин не умел использовать эффект «растянутого настоящего». И отрабатывать назад время, внутри которого находился в длящийся момент, ему не было дано. Если бы хоть немного раньше…
И тут он увидел, точнее – ощутил и опознал причину и источник смертельной опасности: стоявший у стенки в военной гавани бывший германо-султанский «Гебен-Явуз», на расстоянии более трёх морских миль от мыса, где помещался ресторан, занимался то ли учениями, то ли регламентными работами. Нормальный человеческий глаз едва ли заметил бы на таком расстоянии, что две его кормовые башни с двухсотвосьмидесятимиллиметровыми пушками разворачиваются. Для главного калибра линейного крейсера тридцать кабельтовых [166] – смешное расстояние. Вдоль ствола целясь попасть ничего не стоит, особенно – если осколочно-фугасными!
166
3 мили – 30 кабельтовых = 5,5 км.
Обычному береговому человеку и в голову бы не пришло заинтересоваться, куда и зачем вертятся башни старого крейсера, привычного, как башни минаретов в соседнем квартале.
Вопль тревоги и предсмертного отчаяния Удолина вскинул и Басманова, и Уварова, и девушек-«валькирий». Офицеры уловили звуковую составляющую, девушки – ментальную. Катранджи, кажется, обе сразу. Раньше всех он среагировал, отбросил стул и перевалился через парапет.
Будто предчувствовал прозорливый турок нечто подобное, выпрашивая у Тарханова охранниц, и прежде всего Кристину. Увидев «ретираду» своего клиента, в течение тех секунд, что он ещё находился в свободном полёте, она выхватила из широкого кармана платья блок-универсал (теперь положенный по чину), включила «экстренной кнопкой», как научила Сильвия, «растянутое время предупредительно». Это, кстати, позволило и подругам среагировать, разобравшись в обстановке.
Сама «девица Волынская» при этом, подобно цирковой акробатке, перелетела через ограждение веранды, приземлилась на спружинившие ноги двумя метрами ниже Катранджи, поймала катящееся на неё стокилограммовое тело, рывком погасила энергию массы, помноженной на скорость. Ни по каким законам физики девушка, вдвое легче Ибрагима, не смогла бы совершить такого. Оба они просто обязаны были улететь вниз. Все видели, как городошная бита сносит любую выставленную против неё фигуру, и понимали, что это – правильно. А вот изящная Кристина сумела, посрамив великого Ньютона, задержать турка на откосе. Сколько уж там «же» перегрузки Катранджи пришлось ощутить – не существенно. Он лежал ничком на последнем метре твёрдой земли, острые камешки впивались через пиджак в грудь и живот, дыхание со свистом вырывалось из перекошенного только сейчас осознанным страхом рта.
Полоски пляжа отсюда не было видно, только плещущиеся индиговые волны. Можно было подумать, что, сорвавшись, всего лишь врежешься в воду, в худшем случае – хлебнёшь как следует, да и вынырнешь как ни в чём не бывало.
– Спокойно, дядя Изя, – неизвестно почему именно так сказала Волынская, удерживая Ибрагима за руку и поясной ремень. – Тихонько вставай, вот так, на меня. Вниз не смотри. Полметра вот сюда и влево. Сел? Дыши и не дёргайся…
Она, как и все наверху, ждала, что сейчас по площадке шарахнут четыре тяжёлых снаряда. Едва ли невысокий карниз над головой защитит от ударной волны и массы осколков. Бегала глазами по кнопкам своего «портсигара». Какая сейчас поможет?
Артиллерист Басманов по крику и направлению руки Удолина сразу увидел, что башни «Гебена» поворачиваются не просто так: длинные стволы выставлены как раз на нужный угол, целятся прямо в них. Только сделать уже ничего не мог. Прыгать с обрыва, как турок – бессмысленно. Бежать? А куда? От разрывов одиннадцатидюймовых снарядов не убежишь. От трёхдюймовых иногда удавалось, так то – из другой оперы. Значит – только ждать, чем всё это кончится!
Уваров, сидевший спиной к бухте, вообще ничего не понял, включая смысл самоубийственного трюка Ибрагима, даже услышав отдавшийся в голове колокольным ударом крик профессора.
А вот Анастасия и остальные девушки среагировали. Спасибо Кристине – её блок не просто подал нужный сигнал, он включил режим «растянутого времени» и для их «портсигаров», и для них самих. Дальше и напрягаться не пришлось. Пятнадцать секунд выигрыша – это же вечность! Особенно если для всех других – «время ноль».
…Пятьдесят комендоров, унтеров и два мичмана в башнях «Гебена», ведомые непонятной силой, вынуждены были вести себя так, будто вдруг оказались в реальном бою. По команде башенных командиров из погребов пошли вверх по подачным трубам полузаряды и снаряды. Как положено, перегрузились на столах, послушная автоматика загнала в стволы пушек длинные, жирно блестящие смазкой остроконечные чушки, за ними – шёлковые цилиндры с порохом. Замки закрылись. На всё про всё потребовалось едва полминуты.