Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер
Шрифт:
Оставить пароход в покое и бежать, продолжая изображать никакого отношения к Гранд флиту не имеющих пиратов, — а куда? На Азорах и Мадейре португальцы непременно выдадут их русским по первому аргументированному требованию, на Канарах — испанцы. Ни те, ни другие с русскими связываться не станут: себе дороже выйдет, в буквальном смысле слова. До Гибралтара или материкового берега горючего не хватит, да если б и хватило — не дойти всё равно, авиация догонит. Значит — возвращаться на крейсера? Но на глазах русских, вообще кого бы то ни было делать это категорически запрещено, вплоть до трибунала. Если захватят русские — будут судить не как военнопленных, а именно как пиратов. И какой же выход?
Но когда «КОРы» вернулись целой семёркой и четверо из них принялись гонять катера, так и не успевшие смыться, а англичане начали палить по самолётам всей эскадрой, тут уже стало понятно, чем пахнет.
— Если война,
— Лучше подождать в сторонке, пока наши подойдут. Они же совсем близко. Да и трофеи на борт принять надо.
— Дело говоришь. Катера поднимем, до полосы шквала дотянем, тогда и оглядимся… Нет, ты только посмотри, что они, суки, вытворяют…
В бинокли не было видно, как за горизонтом три английских крейсера дали ход, близкий к полному, ведя шквальный огонь из всех стволов, включая пулемёты, по разведчикам. Но то, что творилось в небе, различалось вполне.
— Ах, твою ж мать! — горестно вскрикнул Иваненко, увидев рассыпающийся в воздухе разведчик. При таком попадании спасаться на парашютах обычно некому.
Остальные «КОРы», уйдя из-под удара, благоразумно поднялись на пять тысяч метров и построились в круг на четырёхмильном удалении. Хотя английские 102-миллиметровые зенитные спарки могли теоретически стрелять (вернее — ставить заградогонь) до восьми километров по высоте и десять по горизонту, это реально то же самое, что из трёхлинейной винтовки с прицелом, насечённым на 2 тыс. шагов, пытаться всерьёз попасть в движущуюся цель на этом расстоянии.
Хиллгарт и Эванс теперь имели в запасе один-единственный шанс, да и тот так себе! Зенитной артиллерией сбить шесть разведчиков, избегающих входить в зону сплошного поражения, нереально. До «УРСов» здесь так пока и не додумались за ненадобностью. Значит — оставалось поднять оба «Суордфиша» и уничтожить «КОРы» в воздушном бою. Скоростные перехватчики для того и существуют. Не выйдет всех с одного раза — можно принять «Суордфиши» на борт, перезаправить и снова послать. Одновременно артиллерийским огнём топить «Вилькицкий» и всем отрядом полным ходом отрываться от погони. Единственное спасение в том, что воздушные разведчики так и не имеют связи со своей эскадрой, а гонять туда-сюда самолёт с донесениями и за новыми приказами — полчаса в один конец.
Эванс очень надеялся, что инженеры «Гренвилла» сумеют пустить в ход один из своих тайных козырей — передать на слепые радиолокаторы русских крейсеров картинку-обманку, на которой отряд Хиллгарта будет показан уходящим совсем в другом направлении. Если русские хоть на два часа попадутся на эту уловку, они настолько далеко уклонятся от истинного курса своим сорокаузловым ходом, что до наступления темноты догнать англичан уже не сумеют.
Отряд укроется в Гибралтаре, и пусть в дело вступают дипломаты. Им был нужен повод к войне — пожалуйста, получите. Снимки атакующих штурмовиков — вот они, пожалуйста, с указанием точного времени налёта. Русским ничего доказать и ничем оправдаться не удастся. Они напали первыми на мирно маневрирующий в нейтральных водах отряд — вот и весь разговор. Так что всё может получиться ещё лучше, чем планировалось первоначально. Нагляднее и проще.
Лишь бы сейчас удалось выскочить!
За себя Хиллгарту бояться нечего. Ни одного приказа он не нарушил. Если весь план пошёл наперекосяк — не к нему вопросы. К Эвансу и штабистам на берегу. Могут и наградить, могут наказать «под горячую руку». Так не расстрелом и даже не отставкой, в «старой доброй Англии» разумные нравы.
Теперь бы побыстрее договориться с Эвансом. Списать всё на некомпетентность кэптэна Харвуда, это ведь ему была направлена радиограмма с приказом ни в коем случае огня по русским не открывать, оригинал и квитанции в радиорубке сохранились. А он проигнорировал, его крейсер первым начал стрелять. Хиллгарт просто вмешаться не успел. Да и их взаимоотношения на подобный случай в приказе не прописаны. Адмирал шёл просто «старшим на борту», но не командиром соединения. Пусть наглец получает «по полной», в Адмиралтействе есть кого попросить об одолжении. В отставку наверняка уволят, если без суда — пусть благодарит своего ангела-хранителя.
Адмирал приказал своему флаг-офицеру:
— Быстро в радиорубку, передадите на «Гренвилл»… Нет, подождите, я с вами, буду диктовать. А вы, Харвуд… Командуйте, наконец, своим кораблём. Поднять флажный сигнал: «Эскадре следовать за мной. Курс норд-ост тридцать пять градусов».
Почти бегом поднимаясь по трапам (здоровья пока хватало), адмирал продолжал соображать. Сейчас он потребует от командиров крейсеров поднять в воздух истребители. И — Эвансу:
— «Прикажите Френчу начать постановку активных помех, по варианту „Dark fog“ [117] . „Пассажиров“
117
Dark fog — можно перевести «тёмная мгла», «мрачная загадка» и т. п. (англ.).
Только бы этот маневр удался! А если… Адмирал, стоя на высоко поднятой над палубой тесной металлической площадке, вдруг вцепился руками в поручни. Ведь можно всё отыграть назад! Жребий брошен, но Рубикон ещё не перейдён! И вот тогда Гамильтон-Рэй действительно может оказаться союзником, если заблаговременно провести нужную работу с его порученцем… Тот всё видел своими глазами, нужно будет только слегка по-другому расставить акценты.
Заградительный огонь, выставленный перед русскими самолётами (только в качестве предупреждения), чтобы не допустить их в зону испытания нового зенитного оружия (а почему и нет?). Один случайно задетый «дружественным огнём» «КОР» поводом к войне (если это потребуется политикам) можно не считать. Всё в пределах тяжёлого для всех недоразумения или, на крайний случай, вооружённого инцидента. Радио ведь не работает до сих пор, это уже всему миру известно — внезапная атмосферная аномалия. Прямо сейчас дать русским сигнал ратьером, флажным семафором. Сбросить ход, дождаться подхода русской эскадры, принести извинения, пообещать компенсации, предложить назначить совместную комиссию, как в тысяча девятьсот четвёртом году, во время «Гулльского инцидента» [118] . И всё останутся живы. Кроме экипажей катеров, их придётся ликвидировать непременно…
118
Во время перехода Второй тихоокеанской эскадры на Дальний Восток во время Русско-японской войны русскими кораблями в Северном море были ошибочно обстреляны английские рыбацкие суда, принятые за японские миноносцы. Имелись жертвы. В ходе работы международной комиссии «инцидент» был улажен, несмотря на ожесточённые призывы в британской прессе немедленно объявить России войну.
Эти мысли пронеслись в голове адмирала за две-три секунды. Он сунул в зубы сигару. Флаг-офицер тут же поднёс зажигалку.
Нет, всё это ерунда. Мгновенная слабость. Как раз её Хиллгарту ни за что не простят.
Радиограммы были переданы. Истребители стартовали под гулкие хлопки катапульт, оставляя за собой дымные следы пороховых ускорителей.
Каждый «Суордфиш» вдвое превосходил «КОР» по скорости и почти вчетверо по стрелковому вооружению, естественно уступая в горизонтальной маневренности. Но русских нужно сбивать на вертикалях. Один заход снизу или сверху — один самолёт. В теории или на тренажёре — неотразимо! Однако ещё девяносто лет назад, во время первых столкновений сухопутных истребителей с гидросамолётами и летающими лодками, была отмечена интересная закономерность: при необходимости драться над морем пилоты сухопутных истребителей думали лишь об одном — как бы поскорее выйти из боя. И уже над сушей снова становились отважными асами. Бесконечная водная гладь внизу (тем более, если не гладь, а приличное волнение) плохо действовала на психику — сама мысль о том, что придётся прыгать с парашютом туда, где никто тебя спасать не станет, хоть сразу тони, хоть замерзай, от жажды помирай, жди появления акул, оптимизму и отваге не способствовала. Зная при этом, что экипаж подбитой «летающей лодки», опустившись на воду, мог в тепле и сухости идти к берегу под двигателем (хоть одним) со скоростью торпедного катера, мог парус поставить или просто в сравнительно комфортных условиях жевать бортпаёк и ждать помощи.
К примеру, в Великую Отечественную советские «МБР-2», постройки 1932 г., изготовленные из фанеры толщиной 3 мм, со скоростью 275 км/час вполне успешно отбивались до самого конца войны от «мессеров» и «Фокке-вульфов», при всей несравнимости их характеристик. Ни один из прославленных немецких Руделей и Баркхорнов [119] , хоть и врут они безбожно про сотни воздушных побед на всех фронтах, не решился записать себе в счёт десяток сбитых «МБР» или, тем более, ленд-лизовских «каталин». Максимум, на что решался самый отчаянный пилот люфтваффе при встрече с хорошо вооружёнными гидропланами, — несколько пулемётных очередей с предельной дистанции — и давай бог ноги, пока шальная пулька в радиатор не прилетела. На Тихоокеанском театре японские «Зеро» с американскими «каталинами» тоже не связывались.
119
Асы Второй мировой войны, якобы сбившие по 250–300 самолётов противника.