Не бойся, тебе понравится
Шрифт:
– Упала...
Помедлив с секунду, наклоняется... и вот я уже лежу в колыбели его рук. По инерции обхватываю его шею и смотрю удаляющееся за спиной зрелище.
Максим неподвижно лежит лицом вверх и в первую секунду мне кажется, что он мёртв. Но потом замечаю, что он шевелится и даже пытается неумело подняться. Правда, тут же роняет затылок на гальку.
– Что с ним?
– Ничего страшного, нокаут. Скоро очухается.
– А он будет жить?
– А тебя волнует его жизнь?
– Нет, но...
– Я его не покалечил. И такого рода неприятностей я боюсь в последнюю очередь.
За всё то время, сколько мы знакомы, я впервые услышала от него так много слов и в это обескуражило даже больше, чем сам факт его нахождения на берегу.
А потом мгновение за мгновением начали оживать рецепторы, шаг за шагом отступать шок. Чем дальше от нас оставался недвижимый Максим, тем легче становилось дышать, хотя "легче" - выражение довольно условное.
Впервые мы контактируем настолько... тесно. Рукава его рубашки закатаны до локтя, поэтому я явственно ощущаю прикосновение его тёплой кожи к своим голым бёдрам - чёрт дёрнул надеть чулки, а не колготки.
А ещё мне стыдно, что он видит мои разодранные колени... Так глупо. Разве об этом я должна сейчас думать?
Хотя скорее всего это просто "отложенный шок". Когда мозг в стрессовой ситуации концентрируется на чём-то незначительном, он как бы абстрагируется от случившегося и тем самым не даёт "крыше" потечь.
Перевожу взгляд на его родинку, торчащую из-под ворота рубашки и решаю сконцентрироваться на ней. Но почему-то эта родинка совсем не кажется мне чем-то незначительным...
– Как ты оказался на берегу?
– решаюсь спросить.
– Вышел покурить на улицу и увидел, как за тобой пошёл этот придурок.
Получается, Эмиль вышел сразу же после нашего столкновения в клубе. Выходит, он шёл за мной. Может, ненамеренно, конечно, но этот факт вдруг прочно засел в голове.
– А почему ты не подумал, что я пошла с ним по своему желанию?
– Потому что когда идут по своему желанию не орут так истошно.
Перешагнув через клочки засохшего кустарника Эмиль ступил, наконец, на мокрый асфальт, и аккуратно поставил меня на ноги.
– Сможешь идти?
Киваю, искренне надеясь, что смогу.
– Ты не за рулём?
Набирающий обороты дождь прибивает его чёлку ко лбу, и почему-то он кажется мне сейчас таким красивым... Ловлю себя на мысли, что не просто смотрю на него, я им любуюсь. И это просто безумие какое-то, ведь он даже не в моём вкусе!
А может, во всём виноваты инстинкты, заложенные в нас природой? Самка внутри меня осознаёт, что рядом с ней крепкий и сильный самец и нужно присмотреться к нему повнимательнее. Самец, способный защитить, укрыть собой от невзгод, добыть шкуру мамонта или набить морду пьяному ублюдку, на худой конец.
Осознание действительности ударяет наотмашь словно хлёсткая пощёчина.
А если бы Эмиль не вышел покурить? А если бы проигнорировал мой крик? Что бы было тогда?!
– Лея, - вздрагиваю.
– Так ты за рулём?
Обнимаю себя за плечи и прижимаю подбородок к груди, словно это может спасти от молотящих по темечку струй развернувшегося за доли секунд ливня.
– Нет, я с подругой приехала.
– Ну погнали тогда.
Ветров берёт меня за руку и я, хромая на сломанном каблуке, спешу за ним к припаркованному на стоянке чёрному "Скаю". Он не бежит, просто идёт очень быстро, но я всё равно за ним едва успеваю.
– Садись, - распахивает пассажирскую дверь и кивает в салон.
Послушно забираюсь внутрь автомобиля и, крупно дрожа, через несколько секунд оборачиваюсь на уже забравшегося на водительское кресло Эмиля. Его рубашка промокла насквозь - хоть отжимай, с волос по лицу стекают ледяные струи.
– А где твоя куртка?
– Осталась там, - кивает в сторону сверкающего неоном "Рио".
– Что ты собираешься сделать?
– Отвезу тебя домой, - он не смотрит на меня: взмахом руки убирает с лица воду и заводит мотор.
О том, что буквально только что он ушатал мужика на десяток лет себя старше говорят только ссадины на костяшках пальцев его правой руки. И всё. Лицо спокойное и беспристрастное, наверное, даже скучающее.
Поехать сейчас домой хочется больше всего. Принять горячую ванну, лечь под тёплое одеяло и забыть всё словно кошмарный сон. Но...
– Стой! Подожди!
– до сих пор постукивая зубами от холода, хвастаюсь за дверную ручку.
– Ну что ещё?
– оборачивается. Его тон не раздражённый, нет - так говорят с непослушными детками, когда те канючат у витрины с Киндерами.
– Я не могу никуда поехать! Там Ада!
– Кто?
– Аделина, моя одногруппница. Она осталась там!
– цепляюсь ледяными пальцами за "собачку" и пытаюсь застегнуть куртку.
– Она хоть и полная кретинка, но я не могу оставить её одну. Мне кажется, друг этого Максима её чем-то накачал, она какая-то невменяемая.
Эмиль протяжно выдыхает и, постукивая большими пальцами по обшивке руля, закатывает глаза.
По его мимике и даже позе отчётливо читается: какие же вы, бабы, дуры. И я даже не могу с ним не согласиться. Дуры! Знаю! Но все разборки будут потом. Я не могу бросить её тут одну. Просто не могу! Меня же когда-то не бросили! А если этот её Максим тоже попытается что-то с ней сделать? Она же даже не подозревает, что это за люди! Попрошу охранника у входа мне помочь, для чего-то же они там стоят, в конце концов. Полицию вызову.