Не бойся, тебе понравится
Шрифт:
– Слушай, а может, передумаешь и прокатимся?
– предпринимает последнюю попытку, но я уже запрыгиваю на ступеньки.
– Как-нибудь в другой раз, - не оборачиваясь кидаю наклёвавающемуся ухажёру и приземляюсь в "хвосте" салона.
Случись это в Питере месяцем ранее, я бы прокручивала наш диалог всю дорогу до дома, а может, вообще бы согласилась, чтобы он меня подвёз, но сейчас Гарик быстро выметается из головы, уступив место тому, кому там делать нечего.
Факт остаётся фактом - я думаю о Ветрове и злюсь на саму себя за эти мысли.
Как можно было быть такой
И тут меня осеняет...
Если мама выйдет за мухомора, это получается... Эмиль станет моим сводным братом?!
Почему-то от подобной мысли несколько покоробило. Причём факт того, что маму окольцует этот пижон даже меньше задел, чем то, в каком статусе мы можем оказаться с Эмилем друг для друга.
Ну какой он мне брат? Даже сводный! Моим братом не может быть подобный высокомерный говнюк.
***
Открываю входную дверь и стряхнув с плеч капли дождя (вот откуда взялся - небо заволокло буквально за считанные минуты!) слышу раздражённый голос Виктора:
– Мне кажется, мы это уже обсудили, Нина. Нет!
– Но Витя...
– Я не буду повторять сто раз одно и то же - нет, я сказал! Точка!
– последние слова он буквально выкрикивает и, хлопнув дверью кухни, решительно выходит в гостиную.
Увидев меня, ещё плотнее сжимает губы - и, перешагивая сразу через две ступеньки, быстро поднимается наверх.
Следом выбегает встревоженная мама. Заметив меня, бросает: "обед на плите" и торопливо бежит следом за Виктором.
Кажется, кто-то поругался. И это я замечаю уже не в первый раз. Несколько дней назад я уже слышала доносившуюся из их спальни брань.
Рановато "милые" начали тешаться, медовый месяц даже ещё не подошёл к концу. Впрочем, пусть! Может, она наконец очнётся и мы вернёмся обратно в Питер.
Часть 17
***До выходных неделя не просто тянется, она ползёт миллиметр за миллиметром во вступающую в свои права промозглую осень. С каждым днём становится всё холоднее: утро туманнее, вечера короче, ночи дождливее. Заняться в этом славном городке мне ровно счётом нечем. Околачиваться по немногочисленным пабам в центре нет совершенно никакого желания, посещать клубы тем более (спасибо, хватило!) Поэтому, после занятий я еду домой и привычным маршрутом через пекарню (обожаю яблочный штрудель) плетусь в большой аккуратный дом с белым забором. Там, закрывшись в комнате, которая так и не стала "моей", забираюсь с ногами на кровать и, поглащая литрами сладкий чай, часами глазею в ноутбук.Вот и всё моё времяпрепровождение.
Я скучаю по своим подругам, по родному Питеру, по отцу... Периодически мы перекидываемся сообщениями в соцсети, где виртуозно врём друг другу, что у нас всё просто отлично.
Следующие выходные после прошлых знаменательных в "Рио" я решаю посвятить изучению места, куда меня с лёгкой руки матери забросила судьба. Вечер субботы я брожу по, надо отдать должное, - ухоженным улочкам городка и день воскресенья посвящаю тому же. Крошечные
Я в клоаке, друзья. В глубокой непролазной заднице.
Может, была бы я поэтом или писательницей вечно ищущей вдохновения, я бы непременно отыскала в данном месте определённую прелесть: и эти кричащие чайки над кромкой воды, и торчащие вдалеке сопки гор, и чарующий маяк на горизонте - наверное, что-то в этом всё-таки есть... когда тебе семьдесят девять. Но когда тебе восемнадцать - такое себе удовольствие.
В понедельник я приезжаю в универ чуть раньше привычного и, оставив капающий зонт на крючке в раздевалке, встречаю возле столовой восседающую на подоконнике Аду. К слову, с прошлых выходных она стала немного, как бы это правильно сказать... отстранённой. То ли ей было очень стыдно за всё случившееся (да, я рассказала ей про перформанс с блевотиной), то ли у неё были ещё какие-то свои загоны, но печальнее она стала однозначно. Именно поэтому я не рассказала ей о выходке "моего" Максима. Ну что это уже изменит? Она так искренне сокрушалась, что потащила меня в этот клуб, так извинялась... В общем, я не стала подливать масла в огонь и расстраивать её ещё больше.
Кстати, о том, что домой нас в ту ночь вёз Ветров она помнила, а вот как именно попала в машину - нет. Именно поэтому моя уверенность в том, что в бокалы нам что-то подсыпали только укоренилась. Какое счастье, что я сделала тогда всего лишь один глоток. А Аделина-то не один и кто знает, что там происходило, пока меня не было...
– Ты чего здесь?
– опускаюсь рядом, и Ада вздрагивает, "усыпаляя" экран телефона.
– Да так, рано приехала. Глазею на дождь.
– Конечно, он же здесь такое редкое явление, - мы улыбаемся, размышляя каждая о своём.
О чём думает Аделина я не знаю, но я думаю о том, что там, за моей спиной, за тройным стеклопакетом и небольшой территорией у главного входа на стоянке припаркован "Скайлайн" Эмиля.
Меня это невероятно бесит, но каждое утро подходя к универу я ищу глазами эту чёртову машину, а не найдя, расстраиваюсь. А потом моё глупое сердце делает кульбит, когда я случайно встречаю его всё-таки где-нибудь в лабиринте коридоров.
Мы не здороваемся и определённо игнорируем друг друга, я уж точно. Игнорирую, но... всё равно ищу его глазами. Везде: в аудиториях, в столовой, в холле, иэто самая невероятная чертовщина, что происходила со мной в жизни.
Вот сдался мне и он и его тачка?
Ветров - отпрыск мухомора, а хорошего от этой семейки не жди. Как говорится: червивая яблоня сочными апельсинами не плодоносит. Но видимо, всё-таки сдался, раз увидев только что его "Скай" на строянке, мой мотор, именуемый сердцем, совершил первый за сегодняшнее утро кувырок.
А затем совершил второй, ещё более мощный, когда я увидела его самого, зашедшего в холл.
Я даже ещё не увидела его лица, но размах шага, знакомая куртка, и что-то ещё неуловимое на уровне инстинкта дали мозгу сигнал "он".