Не бойся темноты
Шрифт:
Тону в волнах мурашек. Может быть, они от солнца? Нет. Так заканчивается каждое воспоминание, которое связано с тобой.
– Привет, односельчане! – звонко бросаю через забор, словно теннисный мячик, своим шумным соседям Кире и Стасу. В ответ не прилетает ничего, кроме недобрых взглядов.
С одной стороны в ограду нашего дома упирается вечнозелёными лапами край соснового леса. С другой слышится долгая тишина и несколько раз в год, когда наши визиты совпадают с гостеванием эмоциональной соседской парочки – постоянные
В моменты особенно жарких заварушек ты садишься записывать бурные диалоги.
– Тихо, тихо, Мышь! Ты слышала только что очередной шедевр устного речевого жанра.
– Тебя не учили тому, что подслушивать нехорошо?
– Кто сказал, что подслушиваю? Я не подслушиваю. Я списываю фактуру.
И ты включаешь диктофон, вслушиваешься и записываешь их, как смачный бразильский сериал, где один из героев – вечно таскающийся мачо-ловелас дон Педро, а героиня – вечно недовольная, ревнивая и влюблённая донна Матильда.
На самом деле дона Педро зовут Стас, а донну Матильду – Кира, но чаще – Сучка.
Как только они приезжают в свой огромный особняк, который и дачей-то назвать язык не поворачивается, жди увлекательного действа и готовь попкорн.
Недолго мы наслаждались тишиной. Снова у нас появляется возможность сидеть на веранде и со страстью охотников до сцен и эмоций ловить каждый новый поворот в аудиосериале под названием «Кипучие страсти донны Матильды и дона Педро».
Несколько дней назад, когда мы перебрались сюда, большинство дачных домов тоскливо смотрели на улицы с нечастыми прохожими. Они и сейчас провожают меня такими же печальными пустыми глазами-окнами, как и оставленные собаки и кошки.
По дороге к рынку и магазину наблюдаю их.
Забытые животные то там, то тут лежат, свернувшись калачиком, вдоль дороги, и вытягивают острые мордочки в мою сторону. Это уже ритуал: когда иду куда-то, всегда прихватываю с собой угощение.
Размашисто шагаю по направлению к магазину через вымершие перекрёстки.
Спешу и повторяю про себя, словно заговор: «Лампочки, свечи и соль для мяса. И яблоки. Лампочки, свечи и соль для мяса. И яблоки».
В кармане, как пойманная живая рыба, трепещется телефон на виброзвонке. Кто там ещё?!
– На-а-а-ди-и-ин, ты сегодня решила всё-таки меня достать, – смеюсь в ответ на: «Ми-и-и-иш, только не бросай опять трубку!» – Сори, я очень торопилась.
– Мишь, не бросай трубку, и я тут стою и долблюсь как дятел. Открывай.
– Никого нет дома.
– Мишель, бросай свой ТЮЗ. Открывай, и ты помнишь про Ольгу Витальевну?
– Как я могу забыть про Ольгу Витальевну, когда ты мне напоминаешь о ней с завидным постоянством.
– Постоянство – основа добродетели.
– Но не в этом мире.
– Не заговаривай мне зубы. Ты помнишь про Ольгу Витальевну?
– Да, да, да и ещё сто раз да.
– Фуф! Отлегло. Мишь, и главное – ты
Нет, пожалуйста, не сегодня. И уже выдаю в трубку полуправду:
– Отлично, предупреждать, значит, не надо было. Надин, прости, но тебе придётся поцеловать закрытые двери и комбек домой.
– Ты серьёзно? А предупреждать?
– Это она мне говорит! Это я хочу спросить – а предупреждать?
– Ладно, прощу, если только ты уехала именно к Ольге Витальевне.
– Не поверишь, но как раз сейчас я смотрю прямо на неё! Добрый день, Ольга Витальевна! Всё, прости, Надь. И не жди, буду поздно!
Ошарашенная продавщица рыбного ряда расплывается в улыбке от уха до уха и с заговорщическим пониманием произносит, ткнув в огромный таз с живыми окунями:
– Брать будете? Из «Ольги Витальевны» знатная наваристая уха получится.
Настает моя очередь одаривать любезную продавщицу искренними извинениями:
– Неловко, конечно, но назойливая сестра простит.
Сестра простит.
– Заберу «Ольгу Витальевну», только положите её в пакет с водой. Она нужна мне живая.
Меняю деньги на крупного окуня в прозрачном плотном пакете, добираюсь через ряды с рыбой, мясом и овощами к магазину. Прохожусь по своему короткому списку и направляюсь домой с чувством неловкости и беспокойства.
В руке, в прозрачном пакете, в такт моим торопливым шагам плещется новая знакомая с жабрами.
– М-да, окунь, нехорошо, конечно, получилось перед Надин.
Высоко поднимаю булькающий пакет, впиваюсь глазами прямо в пучеглазую голову.
– И не спорь, – тыкаю пальцем в упирающийся с той стороны открытый рыбий рот. – Ты должен быть благодарен. Я тебя, считай, спасла! Сегодня же такой день. Кстати, окунь, извини, не знаю, какого ты пола, но, надеюсь, не подашь на меня в рыбий суд за гендерную дискриминацию. Теперь ты носишь то же имя, что и мой психолог. Да, да, да. Не таращи глаза. Понимаю, психолог из тебя так себе, но уж прости, отныне ты Ольга Витальевна. А что, удобно! К тебе ходить ближе, не надо тратить часы на пробки, да и потом – подозреваю, ты будешь самым недорогим из всех психологов, что я знаю.
Под душераздирающие тоскливые песни где-то оставленной собаки выпускаю очумевшую рыбу.
Лже-Ольга Витальевна, вильнув хвостом, уходит в глубину нашего небольшого дворового декоративного водоёма. По возмущённым листьям, покачивающимся в маленькой воронке, скатываются капли уже остывшей воды.
Это будет ещё одним сюрпризом, когда ты придёшь. Мы выйдем во двор. Я подведу тебя к нашему подсвеченному прудику и, еле сдерживая смех, торжественно скажу:
– Дорогой, я хочу познакомить тебя с нашим личным новым психологом. «Ольга Витальевна», выныривайте, мы к вам на семейный приём.