Не бойся волков
Шрифт:
— Одно из двух: либо ты поедешь со мной, либо я тебя выкину где-нибудь по дороге, но так, чтобы ты потом не смог дать показания.
Пассажир молчал.
— Какого хрена ты вообще потащился в банк в такую рань?! А?
Но ответа не последовало. Тогда он опустил окно и подставил ветру пылающее лицо. Мимо проезжали машины. Ему следовало прикрыть лицо и молчать, но он и сам не ожидал, что на него нахлынет такой поток чувств. Казалось, он вот-вот закипит. Он так долго этого ждал, пережил в одиночестве целую вечность, он превратился в натянутую струну, готовую в любой момент порваться, — и все ради того, чтобы потом рядом оказался вдруг посторонний. Они проехали мимо больницы, возле ортопедического отделения свернули налево, через главную улицу заехали на Эвре-Стургате и, оставив
— Молчи и не дергайся. А то пристрелю.
Однако предупреждение оказалось излишним — заложник молчал. Посмотрев в зеркало, грабитель заметил позади красную «вольво», водитель которой барабанил пальцами по рулю. Их взгляды встретились, и он тотчас же отвел глаза и стал наблюдать за приближающимся поездом. На несколько секунд стук колес даже заглушил удары его собственного сердца. Как ни странно, пассажир сидел неподвижно, уставившись в окно. Поезд с грохотом промчался мимо, но шлагбаум был по-прежнему опущен. Грабитель повернул ключ зажигания и приготовился ехать. «Вольво» тронулась с места и подъехала ближе, почти уткнувшись в их задний бампер. По другую сторону стоял зеленый «ситроен»… Пот уже начал заливать грабителю глаза, однако шлагбаум все не поднимался. На миг ему вдруг показалось, что это полицейские и он окружен. И в любую секунду они выскочат из машин с оружием наперевес и вытащат его наружу. Он в ловушке. Развернуться на таком маленьком пятачке не получится… Почему же они не поднимают этот паршивый шлагбаум?! Поезд уже давно проехал, водитель «вольво» надавил на газ, а сам он поднял руку с пистолетом и вытер лоб. Но внезапно понял, что из «ситроена» могут заметить пистолет, и тут шлагбаум наконец начал медленно подниматься, и он осторожно двинулся через рельсы. За железной дорогой «вольво» свернула направо. Он подумал, что неплохо бы перебраться обратно через реку и проехать по противоположной стороне площади, посмотреть на полицейские автомобили и толпу зевак. Они сейчас опрашивают свидетелей, а он проедет прямо у них под носом, в каких-нибудь тридцати метрах. Такой план был ему по душе. Вот только заложник мешает… Внезапно он надавил на тормоз, и машина резко остановилась возле мусорных баков на автовокзале. Он поставил машину на «ручник».
— Я вот чего не понимаю, — он прокашлялся, — какого хрена тебе понадобилось в банке в такую рань?
Молчание.
— Ты глухой, да? Мне попался глухонемой придурок?
Заложник поднял голову, и грабитель впервые поймал взгляд его бегающих глаз. В машине было тихо. Жара усиливалась. Он попытался понять, какие чувства отражаются на бледном лице его пленника. Откуда-то издали до них донесся вой сирен, сначала тихий, потом он усилился и наконец умолк. У него вдруг появилось странное чувство, что никакого банка он вообще не грабил, что ему просто приснился удивительный бессвязный сон, во сне вокруг него бродили какие-то непонятные люди, а зачем — он так и не смог догадаться.
— Ну?! — И он направил пистолет на заложника. —Если глухого ударить, он все услышит.
Грабитель завел машину и, проехав по мосту, подъехал к банку. В сторону банка он решил не смотреть, но страх пересилил, и он украдкой взглянул влево. Возле входа стояла группа людей, среди которых выделялась высокая фигура мужчины с короткими седыми волосами.
Ему нужно расследовать убийство на Финском хуторе, а он вместо этого сидит за письменным столом, уставившись на лист белой бумаги. Прикрыв глаза, он представил лицо грабителя — ясно, будто на фотоснимке. Теперь предстояло передать эти сведения собеседнику, а это непросто.
Сколько же народу сидело здесь вот так, потея и мучаясь, пытаясь припомнить мельчайшие детали, особые приметы, цвет глаз и форму носа. Нет, память не подвела его, вдобавок Сейер считал себя очень наблюдательным, способным подмечать детали. Но сейчас он засомневался. Он точно помнил, что у грабителя светлые волосы, но вдруг понял, что светило солнце, и, возможно, от солнечных бликов волосы приобрели не свойственный им оттенок. К тому же на парне была темная одежда, поэтому волосы казались светлее, чем на самом деле… Но губы у него тонкие, это точно… А кожа немного загорелая и, кажется, покрасневшая. И одежду Сейер тоже запомнил. Телосложение у грабителя мощное, наверняка тот серьезно занимается спортом. Ростом он ниже Сейера, можно сказать, что для мужчины он вообще низкий. Сейер посмотрел на сидящего напротив художника. Прежде тот работал в газете, а в полицию попал по чистой случайности, но оказался необычайно способным, да еще и неплохим психологом.
— Сначала ты должен успокоить меня, — улыбнулся Сейер, — ведь нужно, чтобы я тебе доверял, правильно? Ты должен показать, что слушаешь меня и доверяешь мне.
Художник ехидно улыбнулся.
— Боишься что-то упустить, Конрад? Не бойся, — сухо проговорил он, — забудь, что ты начальник. Сейчас ты — свидетель.
Сейер поднял руку и выпрямился.
— Прежде всего, — начал художник, — я хочу, чтобы ты забыл лицо этого человека.
Сейер удивленно посмотрел на него.
— Забудь все детали. Закрой глаза. Попытайся представить его облик и сосредоточься на том, какое он на тебя произвел впечатление. Какие импульсы исходили от этого человека. Залитая солнцем улица. Он идет тебе навстречу. И почему-то ты его заметил. Почему?
— Он казался одержимым. Поглощенным какими-то мыслями… — Сейер закрыл глаза и представил себе облик грабителя. Однако сейчас лицо его превратилось в светлое размытое пятно. — Шагал он твердо и быстро. Ссутулившись. Упорство и страх… Почти паника… Он так боялся, что не отваживался поднять взгляд. Нет, на профессионального грабителя непохоже. Он слишком волновался.
Кивнув, художник сделал какую-то пометку в нижней части листка.
— Попытайся описать его фигуру и жесты.
— Он был не очень подвижным. Жесты почти незаметные… Но резкие. Он не размахивал руками, не косолапил и не прихрамывал. Шел вперед ссутулившись. Ноги прямые… Только плечи напряжены…
— Вспомни его телосложение, — продолжал художник, — пропорции. Руки и ноги по сравнению с торсом. Величина головы. Длина шеи. Ступни.
— Ноги и руки не слишком длинные. Скорее даже слегка коротковаты. Правда, одну руку он засунул в сумку, а другую в карман, но все равно мне так показалось… Шея короткая и толстая. Ступни не очень большие. Меньше моих, а у меня сорок четвертый размер. Одежда на нем болталась, но, похоже, тело у него накачанное…
Художник закивал, карандаш прикоснулся к бумаге, и Сейер услышал шорох грифеля. Художник знал, что делает, и очертания вдруг наполнились движением, а фигура ожила.
— А плечи? Широкие или узкие?
— Широкие. Округлые. Такие бывают у тех, кто поднимает гири… — И добавил: — Не такие, как у меня.
— Но ты же широкоплечий.
— Да, но плечи у меня не мускулистые. Они скорее плоские и костлявые. Понимаешь?
Они засмеялись. Художника звали Ристе, но он был более известен под прозвищем Рисулёк. Низенький и пухлый, с длинными тонкими пальцами, он был лысым и носил маленькие очки с овальными стеклами.
— А голова?
— Большая. Круглая. Щеки пухлые, но не очень. Округлый подбородок. Не волевой. Никаких шрамов или ямочек.
— А какая у него посадка головы? Понимаешь, о чем я?
— Голова опущена, втянута в плечи. И еще он слегка набычился, как обиженный ребенок.
— Отлично! Это важно, — откликнулся художник, — теперь линия волос.
— Это тоже важно?
— Да. Линия волос очень сильно влияет на лицо человека. Посмотри на себя. Линия волос у тебя практически идеальная — надо лбом она прямая, а к вискам плавно закругляется. И волосы густые. Такое редко бывает.
— Вон оно что? — Сейер покачал головой. Тщеславием он не отличался, во всяком случае, сейчас линия волос заботила его в последнюю очередь. Он задумался. — Закругленная, непрямая… Возможно, с небольшим треугольничком на лбу. Парень был коротко стриженным, поэтому все это я хорошо разглядел.